- Да умеет, - ухмыльнулась женщина. – Ты про Манефу-волхвицу
слыхал?
- Слыхал.
- Так то – сестрица ее молодшая. Зовут – Серафима.
Вернувшись на постоялый двор Ахмета Татарина, Егор просидел там
примерно часов до пяти-шести вечера, после чего, сказав Борисычам,
чтоб не искали, покинул ригу. Начинало смеркаться, и росшие
неподалеку, над овражком, ивы таинственно мерцали набухшими
серебристыми почками. Было довольно тепло, хотя промозгло, пахло
свежим навозом, и ветер весны проносил над головой Егора светлые
облака надежды.
Эх, если удастся… удалось бы!
Показалось, кто-то окликнул сзади…
Нет, не нужно оглядываться, вообще, не нужно сейчас никого,
сказано же – один. Так, может, взяв снадобье, сразу и нырнуть – вот
в ту прорубь, в которой… Нет, пожалуй, не стоит. Черт! А ведь скоро
и некуда будет нырять, растает все к черту – может, тогда прямо в
реку, или в пруд, в озеро? Насчет этого бабка Левонтиха ничего не
говорила, и на сайте своем никаких инструкций по этому поводу не
вывешивала… Ладно, поглядим!
Угрюмая волшбица-посредница уже поджидала Егора у изгороди,
сгорбленная, с морщинистым усталым лицом, все в той же сермяге,
поверх которой набросила овчину.
- Ага, пришел.
- Пришел, - кивнул Егор. – Один, как и договаривались.
- Знаю, что один. Ведаю.
Ведает она… Однако!
В небе уже загорались, играли звезды. Рогатый месяц закачался
над деревянными башнями детинца, где-то ударил колокол, неподалеку,
за изгородью, взбрехнул пес. Город постепенно проваливался во мрак
– один за другим гасли в слюдяных окнах богатых домов огни свечей,
в избенках попроще меркли лучины, лишь на башнях кремля неровно
горели оранжевые факелы ночной стражи.
- Надо было и нам факел взять, - запоздало молвил Егор. – Скоро
совсем темно станет – как идти-то?
- Так пришли уж, - провожатая хмыкнула и показала в темноту
рукой. – Вона, изба-то, видишь?
- Нет, - честно признался молодой человек. – Так, какие-то
контуры.
- Непонятно говоришь. Ты не наш, не из наших мест. Гость.
- Вот уж точно, что гость. И очень надеюсь, что временный.
Они остановились возле высокого забора, отбрасывавшего в свете
луны мерцающую зыбкую тень. Загремев цепью, глухо тявкнул пес.
- Тихо, тихо, Агнец, свои, - негромко вымолвила волшбица.
Услыхав знакомый голос, пес успокоился, и слышно стало, как
кто-то подошел к самым воротам: