Помимо прочего угощения Владимир достал из-за пазухи небольшой газетный свёрток и украдкой озираясь по сторонам, словно опасаясь, чтобы кто-нибудь не стащил, аккуратно развернул. Внутри оказалась похожая на курагу вязкая масса. Она неприятно пахла и имела отвратительный жеваный вид. Со стороны походила на густую смесь, которой намазывались северяне для защиты от холода. Влад поделился закуской с друзьями и вместе с ними её съел. Охотникам она явно пришлась не по вкусу. Они морщились, с трудом сглатывали и торопились как можно скорее запить, иногда хватая даже Глынбр. Охотники принимали её будто лекарство, но Степан сомневался, что все здесь разом болели, скорее подумал, что это могла быть особенная укрепляющая смесь от мороза, сделанная по древнему рецепту северных народов. Он потянулся и тоже хотел попробовать, но Влад шлёпнул его по руке и спрятал обратно свёрток.
– Куда полез?! Это только для нас!
Степан не стал настаивать и расспрашивать о том, что они ели, глядя на то, как кривились Анатролий с Лешим, он думал, что не многое потерял.
Позже Ырнла поднесла остальные блюда, обещающие необычный десерт. Пахли они всё также вкусно, но выглядели отталкивающе. С щедрой хозяйской руки она подала еду на стол и без лишней скромности буркнула что-то на родном языке, явно не пожелав охотникам приятного аппетита. Вела себя так будто они её объедали.
– Ну-ка дикарка! Спой нам что-нибудь! – Владимир привстал и шлёпнул хозяйку по бедру.
Степан едва не подавился от подобного неуважительного жеста и громко откашлялся. Не такими самонадеянными невеждами и бескультурными грубиянами он представлял себе кумиров. Пайрия обжёг Владимира взглядом и поджал губы, но ничего не ответил. Опасался, будто знал, что опьяневшие охотники способны вытворить что угодно.
Ырнла села в стороне, рядом с мужем и, стараясь отвлечься от обиды, затянула длинную заунывную песню. Она умело играла голосом, как профессиональная певица. Степана удивило, то с какой непринуждённой лёгкостью Ырнла брала высокие ноты. Ранее неразборчивые и грубые слова нен-вада теперь сплетались в удивительно мелодичное созвучие. Степан был очарован волшебным горловым пением. От изумления он разинул рот и чуть не выронил кусок жёваного мяса. Песня овивала умиротворением. Успокаивала и смягчала накалившуюся в воздухе атмосферу неприязни. Слушая мелодию, хотелось тотчас же подняться, расправить крыльями руки и устремиться в полёт вдоль бескрайних тундровых степей вслед за долгими протяжными звуками. Она походила на колыбельную, но не убаюкивала, а зачаровывала, не казалась монотонной и занудной, а заставляла вслушиваться и проникаться таинством звучания.