— Что ты со всем этим будешь делать?
— Увидишь, — только и улыбнулся брат, садясь на стул у окна.
Сначала его движения были не слишком уверенными, словно он что-то
вспоминал и не мог толком вспомнить, но уже через час карандаш
летал над бумагой не хуже, чем инструмент чеканщика в ювелирной
лавке над золотым блюдом.
Дени пару раз заглядывала через плечо. На листе буквально
оживали ваза с цветами на столе и свернувшаяся около нее калачиком
кошечка Мираскес — трехцветка от силы трех месяцев от роду,
подобранная Дени у рынка — кажется, кто-то хотел выкинуть котенка в
канаву. Брат не возражал против питомца.
— Ты… раньше так не умел! Где ты научился?
— Король имеет право на свои маленькие тайны насчёт книг,
которые он читает по ночам, — отозвался брат, откладывая
карандаш.
— А меня нарисуешь?
— Я… не пробовал рисовать людей, так чтобы получалось хорошо,
как у мирийских художников. Но — можно попробовать на тебе. Только
надо нарядить тебя в мамины драгоценности — ну, те, которые тебе по
размеру. Принцесса Драконьего Камня должна выглядеть
соответственно!
В мамином жемчуге и рубинах, в лучшем платье что у нее было, и в
надетой на голову диадеме Дейнерис Таргариен восседала в кресле.
Стараясь сохранять похожую позу. По часу в течение трех дней. Брат
объяснял ей, что в книгах читал о художниках, которые пишут «с
памяти», но сам пока таким не являлся, а над портретом принцессы
надо работать долго. Наконец он показал картину.
— Нравится?
Девочка взглянула сначала на картину. Потом подбежала к высокому
зеркалу. Покрутилась перед ним, строя различные рожицы. Снова
посмотрела.
— Ты точно… никогда раньше не рисовал людей? Потому что
получилось не хуже, чем на мирийских лаковых картинках на базаре.
Только те цветные, а у тебя… черно-белое.
— Краски пачкают руки. Потому я решил научиться работать
карандашом. Я возьму этот портрет… и то что еще нарисовал, и
попробую продать у центрального канала. Может быть, кто-то купит.
Это проще, чем продавать драгоценности. Они — память о маме, а твой
портрет я смогу нарисовать и еще раз.
С этими словами он сложил рисунки в свиток и ушёл. Дени
оставалось ждать, играя ленточкой с Мираскес, которая никак не
могла научиться чисто лакать молоко — кошка наступала лапой на край
плошки, и по мере процесса насыщения или сама влезала в миску, или
переворачивала миску. В любом случае, кошке приходилось долго
умывать свою шерстку, а слуга хозяина дома, где они жили, ругался.
Дейнерис подозревала, что он бы с удовольствием вышвырнул Мираскес,
будь такой повод — но повода старались не давать.