— И как? — азартно подалась вперед Ива.
— Ну… мило, — еще пакостнее осклабился Барти.
Ива насупилась, показала Барти язык и разочарованно отползла
обратно в кресло. Мило… Да уж наверное мило. Намного милее
среднего.
Комната у Ингибьерна была на удивление уютная — стол, два стула
и кровать, застеленная покрывалом, сшитым из пестрых нарядных
лоскутков. Это покрывало Лекню, вторая жена ярла Эйнара, шила сама
— и выбрала для любимого сына самые лучшие, самые яркие обрезки.
Голубой прихотливо сочетался с зеленым, фиолетовый — с коричневым.
Кое-где встречались даже красные лоскуты, и Торвальд знал, откуда
они взялись — это остатки ткани, из которой скроили праздничную
рубаху отца.
Ее тоже шила Лекню.
Конечно, на самом деле она не была женой. Просто наложница, дочь
нищего крестьянина, семнадцать лет назад очень удачно попавшаяся на
глаза ярлу. Проезжая мимо убогой фермы, он обратил внимание на
высокую, миловидную девицу с густой копной медных волос. Торвальд
не мог не признать, что Лекню действительно очень красива. И даже,
наверное, мог бы понять отца — если бы речь не шла о чести
матери.
Одно дело закрутить с симпатичной девицей, отдарившись потом
богатой тканью, золотом или скотом. И совсем другое — тащить эту
девицу в свои владения и строить для нее отдельный дом.
Как будто Лекню действительно была женой Эйнара.
Как будто она имела на это право.
В детстве Торвальд ненавидел Лекню. Его восхищала и возмущала ее
яркая красота, раздражал звонкий певучий голос и громкий смех.
Финна, мать Торвальда, была совсем не такой. Светлая до белизны,
сдержанная до холодности, она походила на ледяную статую, которую
боги чудесным промыслом оживили, отпустив в теплый, грязный,
суетный мир людей. Эйнар любил свою законную жену и любил старшего
сына. Но Лекню он любил тоже. Поэтому, когда на свет появился
Ингибьерн, Эйнар вручил Торвальду пищащий, извивающийся комок
тряпок и сказал, что это — его младший брат. Да, он рожден не в
браке и от наложницы. Но кровь у мальчиков общая — а значит, они
должны заботиться друг о друге.
Когда отец завершил свою короткую речь, Ингибьерн напрягся,
закряхтел и напрудил в пеленки. Ощущая ладонями стремительно
расползающееся горячее мокрое пятно, Торвальд подумал, что семейные
отношения не задались с самого начала.