– Что?
– Он тоже не верил, что водитель мог
остаться в живых. И все же, когда Лепнина извлекли из этой груды
железа, на нем не было ни кровинки, ни царапинки!
– Чудо какое-то… – не понимал я,
продолжая таращится на экран монитора. – Хотя иногда люди выживают
в самых неожиданных условиях.
– Абсолютно с тобой согласен. –
закивал Севзов. – Но ты же знаешь мой скептицизм. Я всеми правдами
и неправдами, но получил фото с места аварии. – он закрыл видео и
открыл папку с файлами фотографий. – Посмотри: это салон автомобиля
в том месте, где сидел Лепнин.
– И? – я искренне не понимал, к чему
ведет Севзов.
– А то! Представь, что там находится
человек. – он выжидательно смотрел на меня, и я наконец понял.
– Правая нога! – выпалил я.
– Да! – обрадовался Севзов и хлопнул
ладонью по столу. – Лепнин жалуется на боли в правой ноге. Той
ноге, которой по всем параметрам он должен был лишиться в момент
аварии. А тот штырь, который торчит прямо из кресла, видишь? – он
ткнул пальцем в экран.
– То самое место, где, по словам
Лепнина, находится несуществующая рана. – я пригляделся получше и
увеличил фото. – Вот только штырь абсолютно чист. Если бы он
проткнул ему бок, была бы кровь, но ее нет.
– Нет. – подтвердил Севзов. – Самое
ужасное, что Лепнину с каждым часом все хуже. Я знаю, о чем ты
сейчас скажешь. – он опередил меня, как только я открыл рот. – Но
никакая психосоматика тебе не объяснит, потери крови. Не может она
испаряться из организма! – он ткнул пальцем в анализ крови. – По
всему видно, что у Лепнина кровотечение.
– Внутреннее? – мой вопрос звучал
глупо, и я это понимал.
– УЗИ, МРТ, рентген – каждый
сантиметр тела Лепнина в целости и сохранности.
– Неисправность аппаратуры? –
предположил я, совершенно сбитый с толку.
– Три разных аппарата разных фирм. –
парировал Севзов.
– Ошибка в лаборатории?
– Четыре раза перепроверяли! Ничего
не изменилось.
Я задумался. Затем взял в охапку все
результаты анализов, обследований, снимки и вновь отправился в
палату к Лепнину. Мне просто необходимо было осмотреть его еще
раз.
Лепнин находился в ужасном состоянии,
кожа стала белой как полотно, губы синели и едва заметно
шевелились: он бредил.
– Не трогайте меня… – шептал он. – У
них ледяные руки… оставьте мою ногу… больно… они раздирают мне кожу
ледяными пальцами… уберите свои руки… не трогайте меня… – из-под
его закрытых век текли слезы и лицо выражало бесконечную муку.