— В сторону вашего дома идут! — крикнула сверху Шестакова, как
будто бы я и сам не догадался.
Итак…
На обычно безлюдную улицу Удалёнки, где встретиться с соседом —
целое событие, сейчас высыпала целая толпа. Слаженная такая,
плотная, кучная. Кто с вилами наперевес, кто с лопатой, а кто и
бензопилу с собой прихватил.
До канона им сейчас не хватало разве что факелов. Хотя к чему
они, если зажигалка у каждого первого. И лица у всех такие, что
точно не «спасибо» говорить идут.
Пересидев нашествия по домам и не имея возможности выплеснуть
свой страх и гнев на истинного врага, жители Удалёнки искали теперь
виноватого. И, похоже, нашли.
— Сраный австрияка! — доносились до меня крики негодования. —
Это всё он! Его рук дело! На кол козла бородатого! Сжечь его!
Машинами порвать напополам!
— Негодуют, — сказал Лёха, глядя мне через плечо.
Друид выбрался на дорогу совершенно бесшумно. Ну так-то оно и
понятно, перед ним ведь кусты добровольно расступались.
— Негодуют, — кивнул я. — Кузьмича линчевать хотят.
— Беда, — вздохнул Лёха. — Ну… Я в лес.
— Стоять!
Чего — он не подлый вовсе, и не трусливый… ну иначе мы бы явно
не дружили. Мужик хороший. И слово своё держит, и за поступки
отвечать привык. Да только для него толпа народа уже само по себе
испытание.
Тяжело ему с людьми, профдеформация. С медведем и то легче общий
язык находит.
А тут целая толпа. Да ещё и шумная. Недовольная.
Она же спрашивать начнёт, а ей в ответ говорить что-то придётся…
Убеждать.
— Лёх.
— Чего?
— Ну твой же косяк, да?
— Чего?
— Ой, — поморщился я. — Не прикидывайся, ладно? Косяк,
спрашиваю, твой? Навряд ли Кузьмич тебе самовозраждающихся в
геометрической прогрессии дендромутантов заказвал?
— Мой косяк, — кивнул друид и тяжко так вздохнул.
— Ну так иди тогда, будь добр, и разрули. — я хлопнул его по
плечу. — Да не переживай ты, я рядом постою. Порядок обеспечу.
— Ну… Ну ладно.
Лёха сунул руку в карман, достал горсть семян и рассыпал их
прямо по дороге. Поколдовал чутка до полного созревания секунд
тридцать, — из земли взошёл плотный такой кустарник с россыпью
меленьких белых цветов, — затем вырвал растение с корнем, отряхнул
этот самый корень о колено и засунул в рот.
— Ну пошли, — сказал Лёха, с чувством хрустнул корнем, а вершки
выкинул на обочину. Изо рта у него тут же пахнуло валерьянкой. Вот
только не спиртовой, а такой… приятной и менее агрессивной.