— М-м-м-м-м, так, — начал Лёха Чего. — Идите-ка вы все на
площадь и разжигайте костёр. Большо-о-о-ой костёр. Хороший.
— А зачем? — вскинула бровь Валентина Ивановна.
— Я вам Кузьмича приведу.
— Отлично! — бабка воздела к небу вилы. — Алексей Михалыч на
нашей стороне. Сожжём гада! Сожжём дотла, ведьмака забугорного! За
мной, соседушки, за мной!
С тем агрессивно настроенная толпа развернулась и зашагала к
площади. На мой немой вопрос Лёха сказал:
— Вы тоже подходите, — и добавил ещё: — Я всё устрою.
Ну…
Ладно…
Раз Лёха сказал, что всё устроит, значит, так оно и будет.
— Группа «Альта», за мной, — скомандовал я. — Пускай Лёха с
Кузьмичом сам пообщается.
Точно так же, как и до моего дома, до площади мы с девками шли в
арьергарде. И к моменту, когда мы поспели, Валентина Ивановна уже
распорядилась таскать из домов поленья и ломать на дрова всяческий
сухостой. Гора получилась на загляденье.
Такие обычно в народе жгут, когда Купалу празднуют.
— У кого есть зажигалка?!
Кусты и прочая хворостина вспыхнули моментально, — август
выдался сухим и жарким, — ну а через минуту занялись и дрова. Прямо
на площади разгорелся кострище; высокий и жаркий. А Валентина
Ивановна негодовала по той причине, что в центр костра забыли
вставить цельное бревно, а лучше вообще столб…
Ну…
Чтобы было к чему Кузьмича привязывать.
Да и про него самого за приготовлениями малость подзабыли.
— Василий Иванович? — абсолютно спокойно и как бы между делом
обратилась ко мне Её Сиятельство Фонвизина. — Мы же не разрешим им
умертвить Вильгельма Куртовича?
— Конечно, не разрешим.
— А что же, в таком случае, происходит?
— Пока не знаю, — сказал я, заприметив приближающиеся силуэты
Кузьмича, Чего и Мишани. — Но скоро узнаю. Всё под контролем, —
добавил на всякий случай, потому как Лёхин растерянный вид
подобного чувства ни разу не внушал.
Толпа вновь утихла. Слышен был лишь треск костра, да злобное
хихиканье председательской тёщи.
Лёха, Кузьмич и Миша шли через толпу, словно следуя какому-то
безумному ритуалу. Люди молча расступались перед ними, давая дорогу
к костру.
Лёха озирался и чуть морщился, словно кот, способный в любой
момент сдёрнуть в какое-нибудь укрытие. В руках он держал охапку
шампуров.
Кузьмич же напротив, шёл, задрав вверх бородёнку, гордый и
готовый пострадать за свои убеждения, словно Джордано Бруно. Даже
его потешные шортики в этот момент смотрелись органично.