— Драгоценная Ольга, жемчужина моя! — возгласил он густым
маслянистым голосом. — Благословенно семейство сие! Вы так
расцвели!
Ольга опустилась перед ним в низком реверансе, после чего
выпрямилась.
— Примите наши смиренные извинения за столь нерадушный прием,
достопочтеннейший декан, — промолвила она дрогнувшим голосом. —
наше поместье знавало лучшие времена!
Морозов махнул рукой в перчатке, словно отметая ее извинения. А
затем его взгляд обратился ко мне…
— А вот и наследник! — протянул Морозов, скосив взгляд в мою
сторону. — Чудом воскресший и магию обретший!
Я опустил голову дважды, поприветствовав и того, и другого, но
после принял надменную позу, вольно облокотившись о резную
балюстраду, окинув священника цепким, прямым взором, почти
вызывающим. От меня даже не укрылось, как на миг, заметив это,
декан замешкался, но тут же овладел собой.
— Ванюша, мой мальчик, — ворковал он медоточивым голосом
переглядываясь с экзорцистом. — Как же ты возмужал с нашей
последней встречи! Ну-ка, подойди поближе, дай на тебя
налюбоваться.
Он протянул ко мне руку все в той же черной перчатке, будто
желая погладить по щеке. Я заметил, как сузились глаза Ольги, а ее
тело слегка напряглось. Девушка ждала моей реакции.
Я позволил Морозову коснуться моего лица. При этом декан
потрепал меня за щеку как мальца и хлопнув покрасневшее место, тут
же убрал руку.
Морозов прокашлялся и развернулся к своему спутнику.
— Позвольте представить вам отца Григория — одного из лучших
экзорцистов и преподавателей Патриаршей Семинарии. — провозгласил
он важно.
Экзорцист слегка поклонился в ответ, но промолчал.
Атмосфера в зале становилась все более напряженной. Марфа
замерла с подносом, не решаясь пошевелиться. Мать выжидающе
смотрела на меня. Только Ольга не дрогнула — она хмуро взирала на
экзорциста, ожидая подвоха.
Я решил пойти ва-банк и разрядить ситуацию дерзкой бравадой.
— Ну здравствуйте, батюшка, — произнес я достаточно громко,
чтобы все услышали. — Каков обычный ритуал в подобных случаях?
Прочесть мне отходную молитву прямо сейчас или сперва поцеловать
распятье для пущей убедительности?
Повисла гнетущая, оглушающая тишина, нарушаемая лишь тихим,
зловещим позвякиванием крестов отца Григория.
Взгляды присутствующих оставались устремленными на меня, их лица
застыли в гримасах оторопи и замешательства. Никто не знал, как
реагировать на мои дерзкие, вызывающие слова в адрес воина
Господня. Даже матушка прикрыла рот ладонью.