Космический корабль остановился на парковке Речного вокзала, под
раскидистыми липами. Корма распахнулась, наполнив салон теплым
летним воздухом и, наконец-то, звуками, а то как в аквариуме ехали.
Мы вышли и неторопливо направились к воде.
Яхта была на том самом причале, о котором говорил и показывал
голос из чемодана. Она, казалось, парила над водой. На фоне
портовой башни с часами, гуляющих людей, каких-то построек и других
судов, качающихся в акватории рядом, «Нерей» выглядел героем фильма
о далеком будущем, оказавшимся здесь и сейчас исключительно по
ошибке. На его фоне фотографировались и снимали видео взрослые и
дети. Но близко не подходили — у спущенного на берег трапа стояли
два гражданина с исключительными лицами и фигурами. Они полностью
исключали желание подходить ближе. Аня даже покрепче меня за руку
ухватила и сбавила шаг, хотя до этого тащила вперед с локомотивной
тягой, не характерной для пятилетней девочки.
– Дмитрий Михайлович, добрый день! - пробасил один из охранников
голосом, заслышав который хотелось одного — больше никогда его не
слышать. А еще отдать все деньги, телефон, и, если понадобится —
одежду и обувь.
– Здравствуйте, - я очень старался отвечать вежливо, и так,
чтобы в тоне не сквозило, мягко говоря, опасение. Охранник был явно
не меньше двух метров ростом, притом сложен плотно и гармонично. Я
на его фоне со своими метр восемьдесят пять смотрелся как
школьник-недокормыш.
– Добро пожаловать на борт! - спокойно и вежливо сказал он, и
это было очень удачно. Потому что слышать его невежливым и
обеспокоенным не было ни малейшего желания. Здоровяк отступил на
полшага в сторону — этого расстояния нам вполне хватило бы, чтобы
пройти всей семьей в шеренгу. Но мы прошли по-человечески: сперва я
с Аней, висевшей на руке, следом Надя, замыкающим — Антон, у
которого отвисшую челюсть, похоже, заклинило еще с памятной
обеденной голограммы.
На борту нас встретил крепкий парень в белом кителе и пригласил
следовать за ним. Несколько метров вдоль борта, под
ядовито-завистливыми взглядами отдыхающих с набережной, потом
лестница, запомнившаяся тусклым блеском бронзовых балясин, и вот мы
на верхней палубе, на носу яхты. Здесь борта поднимались на высоту
примерно по грудь взрослому человеку, поэтому тех, кто ходил по
центру или сидел ближе к краям, видно «с улицы» не было. И это было
очень удачно, потому что в другом случае желающих сделать фото было
бы значительно больше. За ближним столиком сидел один из самых
известных кинорежиссеров и продюсеров с молодой женой, за другим —
нефтегазовый магнат в окружении жены и, кажется, внуков, за третьим
— президент одного из крупнейших банков, в одном из филиалов
которого я, кстати, нашел дальнего родственника и персонального
банкира Серегу Ланевского. С ним сидела его жена или двоюродная
жена — я в светских сплетнях не силен. Четвертый столик занимал
Михаил Иванович Второв собственной персоной, помимо которой
присутствовала миловидная барышня, по возрасту похожая на младшую
дочь или старшую внучку, паренек примерно одних лет с Антоном, и
девчушка лет пяти-шести. Пятый стол пустовал. Дочка висела на руке,
как бетонный блок, и с места не двигалась ни в какую. Я обернулся.
На лицах жены и сына были даже не растерянность и испуг, а полная
потеря и какой-то суеверный ужас. Вокруг сидели люди из телевизора
и со страниц журналов – шутка ли? Сам я как-то особого пиетета не
ощутил, но это я – во-первых, многих видел на памятном рауте,
во-вторых, за последнее время только и делал, что старался ничему
не удивляться, хотя поводы были веские. Медведь-людоед был
значительно интереснее магнатов и воротил, как по мне. И
переживания на его счет тогда были яркими и совсем не иллюзорными.
А тут семья смотрит с жутью в круглых глазах на обычных людей,
пусть богатых и знаменитых, но обычных, из мяса и костей. Почему-то
эта мысль меня неожиданно разозлила. Я хотел было кашлянуть, чтобы
прочистить горло, но внезапно издал негромкий низкий рык. Ошалевшая
семья враз отлипла от сидевших звезд и уставилась на стоявшего
меня.