Режиссер был снаряжен по-киношному:
эдакий микс скаута, сталкера, зверобоя и пирата. Затертая кожанка,
под ней темный свитер крупной вязки с горлом, оливкового цвета
штаны с кучей накладных карманов и в тон им – трекинговые ботинки.
А еще очки-авиаторы на лысой голове и зубочистка, гулявшая во рту
из угла в угол.
Нефтяник в явно долго ношенном
камуфляже «флора», обычной солдатской обуви и какой-то
штормовке-брезентухе поверх кителя выглядел случайно затесавшимся
на косплей-вечеринку прапорщиком откуда-нибудь из дальнего
сибирского гарнизона, или завхозом-геологом из тех же краев. И на
коллег по походу поглядывал, как на пижонов-дурачков -
снисходительно. Такой мудрый Джабба Хатт в безразмерном «камке» и
стоптанных всмятку берцах.
В первой лодке отвалила эта яркая
троица с группой бойцов, во второй — Второв с Федором и мной, и
тоже при конвое. Михаил Иванович и его помощник с тяжелой рукой
были, как и я, в черных «горках», на палубе и трапе никто не
прыгал, и вообще старик выглядел, пожалуй, как фельдмаршал Суворов
перед одной из решающих кампаний — заметно светился азартом и
предвкушением. Знать бы еще чего именно? Я все пытался вспомнить,
где же искать останки бедолаги-ключника, как вдруг услышал
стрекотание вертолета. Со стороны Твери показалась темная птичка,
довольно быстро превратившаяся, увеличившись в размерах, в черный
Ка-62. Совсем немного не долетев до нас, что было к лучшему, потому
что поток воздуха гнал перед вертолетом волну, листья и мелкие
ветки, вертушка ушла на берег, где пропала из виду, заслоненная
прибрежными кустами и деревьями. Перепад был приличный, поэтому
пятиметровая в высоту махина скрылась, как и не было, только шум
лопастей выдавал, но вскоре затих и он.
— Вот все и в сборе, -
удовлетворенно проговорил Второв, потирая руки. Было видно, как его
все сильнее забирает кураж. Что ж вы там такое найти ожидаете в тех
пяти сундуках?
Но тут меня как под ложечку кто
ударил — дыхание перехватило, в глазах прошла какая-то рябь, и было
очень удачно, что я сидел, поджатый с двух сторон Федором и
незнакомым крепким парнем, а то точно выпал бы за борт. Из-за
высоких кустов вновь показалось то самое заросшее устье, а на
берегу его — памятный пень. И какая-то неестественно ровная ветка,
стоявшая рядом. В природе не так много прямых линий, поэтому глаз к
ним прилипает моментально. Маск-сети и камуфляж так и работают —
скругляют, размывают, смягчают контуры. Я повернулся к Михаилу
Ивановичу и сказал, некультурно указав пальцем на пень: