— Не в таких условиях, конечно, — взволнованно сказал он. —
Боюсь, ребенок не выживет.
Роженица его не слышала, к счастью, а я упала перед ней на
колени и в панике думала, чем помочь.
— Что мне делать, Риган? Подсказывайте!
— Успокойте ее, пока я помогаю малышу появиться на свет.
— Почему вы сказали, что он не выживет?
— Потому что холодно, Аманда, — раздраженно ответил Риган, и я
прикусила язык. — Сколько мы прошли – миль пять? Увести ее в Лондон
не получится – слишком далеко, а значит, придется вернуться.
Ребенку нужна теплая вода, чистые полотенца и еда. За пять миль он
остынет настолько, что уже завтра покинет этот мир.
— Нет! — зло рявкнула я, но мой голос заглушил крик женщины. Я
схватила ее за руку, заставила посмотреть мне в глаза: — Так, я не
знаю, как рождаются дети, но мы сделаем все, что в наших силах,
слышите?
— Еще немного, — успокаивал ее Риган.
Мгновение, и роща наполнилась криком младенца. Синюшный, в
слизи… Я скривилась от отвращения. Никогда раньше не видела
новорожденных! Но какое же это было счастье – он родился, он
смог!
Роженица задышала тяжело и прерывисто, на меня она уже не
смотрела. Я вытерла слезы с ее щек рукавом, а потом, не думая,
сняла пальто и накинула его на плечи женщины.
— Аманда…
— Она мерзнет, — отмахнулась я от мужа. — Отдохнет, доберется до
дома, тогда и заберу.
— Не доберется.
Я вдруг поняла, что незнакомка не издает ни звука. Ее дыхание
прервалось.
Не веря своим глазам и ушам, я приложила ладонь к пышной
груди.
Молодая мать была мертва.
Я отпрянула. Риган быстрым движением вытащил из брюк ремень,
щелкнул незаметную кнопку на пряжке, и из нее появилось маленькое
тонкое лезвие. Пока до меня доходило, что мужчина собирается
делать, он перерезал пуповину ребенка и завязал ее в узелок. Мне
оставалось только хлопать глазами в недоумении – о пуповине я
раньше слышала, но видела впервые.
Риган укутал младенца в накидку, на которой лежала молодая мать,
когда мы ее нашли. Пока я приходила в себя, мужчина забрал мое
пальто и набросил на дитя. Потом осторожно закутал его еще и в
него, помимо накидки – теперь лица младенца видно не было, и он
перестал плакать.
В рощице было слишком тихо. Померкли все звуки, кроме одного –
моего дыхания. Я сидела на своих ногах какое-то время и, не мигая,
смотрела на бездыханное тело.