«Солнце нашей поэзии закатилось!
Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого
поприща! Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно: всякое
русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое
русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость,
наша народная слава! Неужели, в самом деле нет уже у нас Пушкина! к
этой мысли нельзя привыкнуть!».
***
29 января 1837 года, дневник
А.В. Никитенко [отрывок].
«…
Мы понесли горестную,
невознаградимую потерю. Последние произведения Пушкина признавались
некоторыми слабее прежних, но это могло быть в нем эпохою
переворота, следствием внутренней революции, после которой для него
мог настать период нового величия.
Бедный
Пушкин! Вот чем заплатил он за право гражданства в этих
аристократических салонах, где расточал свое время и дарование!
Тебе следовало идти путем человечества, а не касты; сделавшись
членом последней, ты уже не мог не повиноваться законам ее. А ты
был призван к высшему служению».
***
11 февраля 1837 года, письмо
В.А. Жуковского С.Л. Пушкину [отец А.С. Пушкина].
«…Россия лишилась своего любимого национального
поэта. Он пропал для неё в ту минуту, когда его созревание
совершалось; пропал, достигнув до той поворотной черты, на которой
душа наша, прощаясь с кипучею, буйною, часто беспорядочною силою
молодости, тревожимой гением, предаётся более спокойной, более
образовательной силе здравого мужества, столько же свежей, как и
первая, может быть, не столь порывистой, но более творческой. У
кого из русских с его смертию не оторвалось что-то родное от
сердца?».
***
26 января 1837
года.
Санкт-Петербург, набережная
Мойки, 12.
Квартира в доходном доме княгини
С.Г. Волконской, которую снимало семейство
Пушкиных.
Едва кареты въехали во внутренний
двор, как там начали собираться люди. Привлеченные страшными
известиями о смертельном ранении поэта, которые в панике
распространяли секунданты, петербуржцы стекались к дому на
набережной Мойки. Переговаривались с тревогой в голосе, то и дело
понижая голос до напряженного шепота. Причем речь у всех шла об
одном и том же – о недавней дуэли Пушкина и Дантеса, и ее
последствиях.
- … Ранило в живот, - высокий
дворянин с роскошными бакенбардами кутался в плащ. - Примерно
сюда.
- Зачем вы показываете на себе,
Серж? Это же плохая примета! – хмурился его товарищ, неосознанно
касаясь своего живота. – Если в живот, то это очень плохо… Очень
плохо, - повторил он несколько раз, горестно качая головой. Похоже,
ранение Пушкина считал своим личным горем. –Известно, что сказал
врач? Не слышали, уже объявляли?