Снова покосился на большое зеркало у
секретера, в котором отражалось столь знакомое ему по гравюрам лицо
с характерным выдающимся носом и густыми бакенбардами. Сильно
зажмурился и снова открыл глаза, но картина не изменилась. Из
зеркала на него, по-прежнему, смотрело то же самое лицо.
Весь этот день он прикладывал просто
адские усилия, чтобы хоть как-то привыкнуть к новому состоянию.
Чтобы окончательно не прослыть умалишенным, ему было нужно, как
можно скорее прийти в норму. Только как, черт побери, это сделать,
если его то и дело пробирал восторг от фантастического ощущения
сопричастности?!
Куда бы он здесь не бросал взгляд,
все «дышало» историей, все буквально «кричало» о великом человеке –
титане русской литературы, который для страны и ее народа стал
больше чем гениальный поэт, талантливый литератор, прозаик. Пушкин
стал частью ее культурного кода. И как со всем этим смириться? Как
к этому привыкнуть? Как можно без благоговения сидеть за письменным
столом, где поэт создавал свои великие произведения? Как без дрожи
можно брать книги, которых касался он?
- … Бог мой, это тот самый кабинет,
где он написал «Медный всадник»! Да, да, здесь… Вот перья для
письма, здесь его заметки…, - дрожащими руками он разбирал листы с
какими-то заметками, на которых среди неровных строк виднелись
разнообразные рисунки. Ведь, великий поэт нередко на полях своих
произведений оставлял рисунки всяких лиц, человеческие фигуры. – А
это… Это что-то новое… Господи, я не читал такого, - на очередном
листке с фигурной цифрой один было написано начало какой-то поэму,
еще неизвестной читателям. –Это его новое произведение… Он его
только начал писать, но, получается, из-за дуэли не должен
закончить.
Иван почувствовал, что сейчас
грохнется в обморок. Ноги ходили ходуном, едва держа тело. В глазах
двоилось. Испытываемые им чувства были сродни восторгу
первооткрывателя новых земель, куда еще не ступала нога человека.
Он, Иван Петрович Купцов, учитель литературы из самого обычного
подмосковного городка, нашел новую поэму Пушкина!
- А если это продолжение Евгения
Онегина? – от нахлынувших эмоций задрожал голос. – Он ведь
согласился его написать. Кажется, некий Юзефич в своих
воспоминаниях писал, что Александр рассказывал некоторые
подробности из продолжения поэмы своему брату. А ведь это было в
тридцать седьмом году! В этом году…