— Да благословит вас пресвятая… ик!.. дева Мария.
Следующим вечером Корнилий снова посетил передвижной шинок.
Вчерашнего забулдыги видно не было, но за одним из столов потерянно
сидел небогато одетый молодой человек.
— Это вы ищете службу? — поинтересовался Михальский,
присаживаясь к нему.
— Да, — вскочил тот, — а вы пан Казимир?
— Верно.
— Я уж думал, что пан Адам что-то напутал или ему спьяну
привиделось.
— Вы давно его знаете?
— Он был товарищем моего покойного отца. Не подумайте ничего
дурного, он добрый человек, просто уж очень любит…
— Выпить?
— Да, и это здорово ему мешает по службе.
— А что у него за служба?
— Ну, его приставили к французским инженерам, но боюсь, они не
слишком довольны таким помощником.
— Инженерам?
— Да, они подрывники.
— О, мы делаем подкоп под стены Смоленска?
— Насколько я знаю — нет. Более того, не похоже, чтобы какие-то
работы вообще планировались. Месье Жорж, это старший из них, весьма
недоволен всеми этими обстоятельствами.
— Отчего же?
— Во время проведения работ им полагается двойная плата, но пока
им и обычную задерживают.
— Понятно. Впрочем, давайте поговорим о вас. Как ваше имя?
— Ян Корбут.
— Вы поляк?
— Наполовину. Моя мать полька, а отец русин.
— Ваш батюшка жив?
— Увы, иначе бы мне не пришлось искать службы у чужих людей. Он
умер, когда я был еще ребенком. Моя матушка вышла замуж, а отчим
заставил переписать на себя мое наследство.
— Вы действительно служили у Карнковского?
— Вам, верно, все пан Криницкий рассказал?
— Да он нес какой-то пьяный бред. Я половину не запомнил, а
второй не понял, так что спрашиваю у вас.
— Да, я служил у пана Теодора.
— И почему же были вынуждены уйти?
— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. Могу лишь уверить
вашу милость, что я ничем не провинился перед своим прежним
хозяином и не нанес ему никакого ущерба.
— Что же, вы не болтливы. Это похвально. Пожалуй, я вас
возьму.
— У вас, кажется, конный отряд, а у меня нет коня.
— За этим дело не станет, лошадей у меня довольно. А отчего вы
не спрашиваете о величине жалованья?
— Мне все равно, лишь бы оказаться подальше отсюда. Полагаю, что
вы, ясновельможный пан, благородный человек, и не обидите
сироту.
Михальский только усмехнулся про себя таким наивным речам, но
пристально взглянув на паренька, вдруг проникся к нему жалостью.
«Эх, малый, и тебе разбила сердце польская красавица! Похоже, у
панны Агнешки дар к этому».