- А где досточтимая матушка игумения?
- Али не признал, Иван Федорович? - раздается за моей
спиной певучий голос.
Обернувшись, я выразительно смотрю присутствующих.
Монашки тут же вспоминают о недоделанных ими делах. Отец Назарий
так же находит благовидный предлог и отступает в сторону, а вот
Мелентий, похоже, никуда не собирается. Ну и пусть, он наши сложные
взаимоотношения знает, наверное, лучше всех. Я же внимательно
смотрю на строгое и вместе с тем прекрасное лицо монахини.
- Здравствуй, Ксения Борисовна, - приветствую я дочь
Годунова.
- Сколь раз тебе говорено, - вздыхает женщина, - Ольга
меня теперь зовут! инокиня Ольга.
- Как скажешь... досточтимая матушка.
- Спросить чего хотел, Иван Федорович?
- Да вот, заехал узнать, каково поживаешь.
- Слава Господу все благополучно у нас.
- Уже хорошо.
- Это ты велел Авдотье девочек сюда на богомолье
водить?
- Можно подумать ты дочь видеть не рада.
- Эх, Иоанн-Иоанн, ничего то ты не понимаешь. Инокиня я
теперь - Христова невеста, а ты мне мир, да грехи мои забыть не
даешь!
- Ты знаешь, что я про твои грехи думаю.
- Знаю. Ты что свои грехи, что чужие таковыми не
считаешь. Да только Господь то все видит!
- Пусть смотрит.
- Не говори так!
- Не буду. С Марьей то говорила?
- Нет. Благословила только. Ох, змей ты искуситель, а не
царь православный!
- Ну вот, снова здорово! Я думал, ты с ней поговоришь, да
на путь истинный наставишь.
- Случилось чего? - встревоженно спросила Ксения.
- Да нет покуда, но может случиться. Уж больно
своенравная девка растет. Пока маленькая это забавно, а вот
заневестится, хлебнет горя.
- Отчего это? - закручинилась игуменья.
- Разбаловали... ну ладно, я и разбаловал. Сама знаешь
мои дети далеко, а Машка рядом. Авдотья перечить и думать не смеет,
а Анисим тот еще жук...
- Ты обещал ее за море увезти.
- Хоть в Стокгольме, хоть в Мекленбурге судьба у нее все
равно одна - женская! Да и неспокойно в Европе скоро будет. Вон в
Чехии уже заполыхало.
- А от меня чего хочешь?
- Не знаю Ксения, а только повязала нас с тобой эта
девочка.
- Жалеешь, поди, что искать ее взялся?
- Нет, царевна, много есть дел, о которых жалею, а про
это нет. Она мне как дочка теперь.
- Странный ты.
- Разве?
- Еще как. Роду ты высокого и престол тебе с отрочества
уготован был, а ты его, как и не хотел вовсе, а потому тебе судьба,
словно в наказание другой дала.