Пока царские войска выполняли мудреные маневры, а вошедшие в раж
ратники азартно лупили друг друга дрекольем, солнце успело
проделать большую часть своего пути по небу, и день стал клониться
к вечеру. Служивые, ясное дело, проголодались, и втихомолку
матерились на свое начальство, заставившее заниматься невесть чем,
не подумав при том о кормежке. Особенно громко судачат стрельцы, у
которых дома своих дел невпроворот.
— Эхма… — мечтательно тянет один из них, чистя мушкет, — сейчас
бы горячего похлебать!
— Ага, сейчас тебя попотчуют… — зло отозвался его чернобородый
сосед в сбитом набекрень колпаке, — того и гляди, ноги протянем с
такою службой!
— Ладно тебе, Семен, — миролюбиво отвечает стрелец, — мне
Маланья пирогов завернула да луковицу, чай, не пропадем.
— Пирогов ему жена завернула… — продолжает бубнить чернобородый,
— а я уж и забыл, каковы они на вкус бывают!
— Чего так? — простодушно удивился собеседник, — корма
только на той неделе получали. Нешто все съел?
— Дурак ты, Игнашка — ить у меня дети! Это тебе четверть ржаной
муки отсыпали, так ты и рад… а мне бы в мастерскую надо. Кой день
то караулы, то учения, то еще какую бесовщину выдумают…
— Не гневи бога, Семен, мы царскую службу справляем, а за то
жалованье получаем: и хлебное, и денежное, и всякое прочее. А дети
не только у тебя есть.
— То-то, что получаем… — махнул рукой тот и, обернувшись к
собеседнику, спросил: — с чем пироги-то?
— Так с горохом и с требухой.
— С собачьей, небось?
— Тьфу на тебя, — обиделся стрелец, — не хочешь — не ешь!
Внезапно переменился ветер, и до бивуака донесся дым костров и
просто сводящий с ума запах жарящегося мяса. Все стрельцы дружно
повернулись к источнику умопомрачительных ароматов и синхронно
сглотнули слюну.
— До чего же вкусно пахнет… — не удержался Игнат.
— Должно, немцам готовят, нехристи! — злобно буркнул
чернобородый.
— Может, и так, у них своих домов нет, готовить некому…
— Становись! — прервала их разговор команда, и стрельцы, оставив
свои дела, бросились в строй.
Едва они успели построиться и выровнять ряды, как мимо них
проскакала кавалькада из богато одетых всадников. Одни были в шитых
золотом кафтанах, другие в блестящих доспехах и все на добрых
аргамаках. Доскакав до середины строя, они осадили коней и
развернулись к евшим их глазами служивым. Затем вперед выехал
молодой человек, одетый проще других, но на таком великолепном
жеребце, что и царю впору. Впрочем, его тут же узнали, ибо это и
впрямь был государь.