Хитро прищурив глаза, Прохор смотрит
на меня, и я сразу понимаю, о чём речь.
– С нечистью справиться некому?
– Ага.
– Типа того лешего, что я у ворот
поднял?
– Ага.
– И ты хочешь, чтобы я это
сделал?
– Ага.
– А когда я всё сделаю, отправишь
меня в расход?
Прохор молчит, но и не отрицает.
Просто не успевает сообразить, что лучше бы это сделать, ведь
молчание – знак согласия.
– Что со мной будет, когда я это
сделаю? – с нажимом спрашиваю я.
По глазам вижу, что правильный ответ
Прохор знает. Сумеет ли произнести вслух?
– Сделаешь всё, так и быть, станешь
главой Молотни! – отвечает Прохор.
Смотри-ка ты, смог! Пересилил
себя.
Я удивлён.
– И почему я не верю ни одному твоему
слову? – спрашиваю я, наклоняясь ниже. – С нашей первой встречи ты
не сказал ни слова правды, Прохор. И как прикажешь тебе верить?
– Да я ж ни разу и не соврал, ваше
главейшество!..
– Зато о многом умолчал, правда? – И
я начинаю допрос: – Откуда под твоими воротами лешак? Да ещё и
высокоуровневый?
– Кто?..
Прохор не врёт. Он не понимает, о чём
я.
– Шестирукий монстр, – уточняю я. –
Откуда он? Просто так, без повода, ни один леший из леса не
уйдёт.
– Был у него повод, – ворчит
Прохор.
Его кулак несдержанно ударяет по
столу, а взгляд наполняется злобой. Но направлена она не на
меня.
– Рассказывай, – спокойно предлагаю
я, присаживаясь обратно за стол. – Что случилось?
– Зло случилось, – отвечает Прохор,
тяжело вздыхает и наконец-то сдаётся и рассказывает: – Тут лесок
есть недалече. Раньше до него люд за дровами ходил, да за дичью
охотники. Ребятишки по опушкам бегали, кто по ягоды, кто по грибы.
И никто без добычи не возвращался. – Прохор испускает вздох тяжелее
прежнего, пока я сижу и мотаю на ус расстановку сил вокруг
деревеньки, и продолжает: – Но больше никто в тот лес не ходит,
потому как теперь никто оттуда не возвращается. С тех пор, как тьма
лес окутала, опасно там стало, носу не кажи. Всё тёмное там теперь,
заражённое, смертоносное. Оттуда к нам всякие твари заколдованные и
прут, кто ползком, кто вприпрыжку. И вот этот вот, – Прохор
указывает в сторону ворот, – леший. А ведь когда-то добрым был.
Дочку мою однажды из лесу вывел. Она частенько одна-одинёшенька за
грибами ходила. Да вот… Больше не ходит.
– Сочувствую.
– Типун тебе на язык, тёмный! –
восклицает Прохор, хохотнув. – Живая она. В городе сейчас, на
обучении. Деревенские много кто в город детей понаотправлял. Всяко
безопаснее, чем тут.