— Как ты, доченька? Не скучала тут?
— Да некогда мне скучать было, — Милава улыбкой мачехи не обольщалась. Самые большие гадости она делала именно вот так улыбаясь. — Кусты ровняла, землю рыхлила, вредителей с листьев собирала.
Велезара сад глазами обвела, еще шире улыбку на лицо повесила.
— Вижу, вижу. Ровняла, рыхлила, да с парнями миловалась…
— Да что ты такое говоришь? — Милава смутилась сперва, что мачеха ее в чем-то дурном подозревает, а потом разозлилась. — Ну, если и так, то чего? Тебе какое дело?
— Какое дело говоришь? — прошипела Велезара. — А такое, что ты, дрянь, на чужое позарилась.
— Не возводи напраслину, — Милава испугалась, но не того, что мачеха сказала, а вида ее лица, перекошенного от злости. — Чужого сроду не брала.
— А это что? — Велезара руку Милавы ловко так выкрутила, что кулак у нее разжался, перстенек на землю упал. — Дрянь! Сестре дорогу перейти хочешь? Она старшая, ей первой замуж идти!
— Пусть идет, кто ей мешает?
— Ты! Зачем перстень взяла, зачем обещалась?
Милава не помнила, чтоб обещаний каких Стрижаку давала, но мачеху ее слова не убедили бы все равно, потому она промолчала. Велезара перстень подобрала, Милаве кулаком погрозила.
— Посмей только боярину или кому из людей его хоть пол словечка сказать, увидишь, что будет. Сперва яблоню твою велю срубить, потом клячу эту дохлую на живодерню отправлю, хватит ей задарма место в конюшне занимать. Ясно?
Милава лишь кивнула. Куда уж яснее. Боярин со своими людьми уедет, а она тут останется. Мало ли что ей там Стрижак наобещал, ты еще попробуй до города доберись. Да и все равно не собиралась она ни на какие там княжьи смотрины ехать.
— И до утра домой не являйся, — приказала мачеха перед тем, как уйти. — В избе вон переночуешь, ночи сейчас теплые.
Повернулась, лишь концы убруса мелькнули, Милаву по лицу хлестнули. Девушка дыхание перевела, сердце успокаивая, потом к яблоньке подошла, погладила.
— Вот так вот, матушка, такие у нас дела. Ничего, как-нибудь проживем. На голову ей посыпались лепестки, листики ветром шевельнуло, будто отвечала ей матушка, что да, переживем, как не пережить.
В избушке Милава все же пару полешек в печку кинула, затрещала кора, пошел дымок, от этого запаха ей всегда спокойнее делалось. Дом, где живой огонь горит, от лиха защищен. Она взяла старый кожушок, завернулась и на лавке улеглась. Сон не шел, так и стояло перед взором лицо мачехи, потом лицо Стрижака появилось, улыбка Велезары сменялась улыбкой гридня. Милава глаза открыла, поняла, что это морок ей снился. На дворе уже посветлело, дело к утру шло, но поспать еще можно, как вдруг дверь входная скрипнула.