Нет, вроде бы тело ему досталось
вполне приличное: Николай за собой следил, был физически развит, не
пренебрегал атлетикой, да и дрова рубил регулярно как сказали бы
сейчас, пребывал в хорошей спортивной форме. Но дело-то не в форме,
а её содержании!
И сейчас содержание никак не
совмещалось с формой!
- Какую породу испоганили! – почти
дословно произнёс Пётр слова, сказанные императором Александром
Третьим своей супруге, датской
принцессе[1].
Впрочем, у этого тела было одно
преимущество – оно было живым! И устраиваться всё-таки как-то
следовало. Иначе никак! И к появлению вызванных на срочную
аудиенцию в Зимний трёх весьма взбудораженных этим вызовом
персонажей, Пётр в теле государя Николая Александровича как-то, с
горем пополам, освоился.
[1] Будучи
под действием пары рюмок коньяку, отец Николая, Александр
Александрович сказал своей супруге, датской принцессе и русской
императрице, весьма миниатюрной женщине: «Какую породу испортила!»
и глубокомысленно добавил: «Дура!». Императоры Романовы от
Александра Первого отличались статью, были высокими, с хорошим
телосложением, настоящими богатырями! Сам Александр Третий при
железнодорожной катастрофе держал на своих плечах крышу вагона ,
давая возможность пассажирам выбраться из оного.
Глава четвёртая
В которой говорится о вреде чая
из трав
Петроград. Зимний дворец. Покои
императора
22 февраля 1917 года
Первую чашу пьём
мыдля утоления жажды, вторую —
дляувеселения, третью — длянаслаждения, ачетвёртую —
длясумасшествия.
(Апулей)
В теле Николая Александровича
Романова Пётр Алексеевич Романов чувствовал себя неуютно. Это было
какое-то странное ощущение, не то чтобы тело маловато, нет, масштаб
личности маловат! Пётр, очевидно, ощутил ту личную ущербность, что
неуверенный в себе император скрывал за показательным упрямством:
он почти никогда не менял своих решений, но и никогда не позволял
кому-либо на них влиять. Единственным исключением была его Аликс,
супруга, гессенская принцесса, которая так и не смогла подарить
императору здорового наследника. Вот эта зависимость от семейного
счастья, точнее, от одной единственной юбки Петра страшно
раздражала, он не мог ее сформулировать, но чувствовал к какой-то
особе слабость, позволявшую ей управлять не государством, но
императором. Чёртовы бабы! Все беды от них и только от них!