Я шла
и шла прочь от отары, пиная нежную траву. Глотала злые слёзы, не
вытирая их. Всё равно заметить некому.
Наш
заливной луг на самой излучине Луары ещё месяц назад был затоплен
водой. Ветер шелестел в ивах, весеннее солнце пекло, неугомонные
птицы голосили. Колокол покосившейся церквушки пробил два часа, и я
перекрестилась.
– Прости
меня, мой Иисус, – прошептала боязливо, – я согрешила. Но я
поставлю тебе свечку. Честно. И деве Катарине – тоже.
Надо бы и
Деве Марии, но её я боялась: деревянные глаза Пречистой всегда
смотрели так праведно-сурово, что эту статую я предпочитала
обходить стороной. Да и Иисус – мужчина, а мужчина всегда охотнее
простит женщину, чем другая женщина. Ой, я, кажется, снова
согрешила! Я зажмурилась и поднесла пальцы ко лбу…
–
Принцесса, подъём!
Мои веки
дрогнули и распахнулись. Светлое пятно лица надо мной. Тёмные
глаза. Я заморгала. Это был сон?
Удивительно-реалистичный.
– Ну же,
красавица. Давай руку.
– Кто вы? –
прошептала я, зябко передёрнув плечами, приподнялась, облокотилась
о постель.
Высокие
готические своды. Косые разноцветные лучи на каменном полу.
Кованная кровать с нежно-зелёным балдахином. И мужчина. Волосы
светлые, как лён, на затылке топорщатся хохолком. А глаза –
весёлые, насмешливые. Тёмные. Вишнёвый плащ, кожаный дублет с
бархатными вставками цвета бычьей крови.
– Я? Принц
Дезирэ, к вашим услугам. Тот, поцелуй истинной любви которого
пробудил вас от столетнего сна, моя прекрасная принцесса
Шиповничек.
Мне очень
хотелось потянуться, размять мышцы, но… не при мужчине
же?
–
Столетнего сна?
– Вы ничего
не помните?
Он присел
на корточки и сверху-вниз заглянул в моё лицо, прищурился. Затем
хмыкнул и снова вскочил:
– Ничего.
Это поправимо. Со временем. Вашу руку.
Я потёрла
глаза и вложила в его широкую ладонь пальчики. Принц помог мне
подняться. Всё тело тотчас заныло. Прялка… перед глазами крутилось
её деревянное колесо, чуть постукивая и несмазано повизгивая. Меня
пошатнуло. Дезирэ поддержал.
Мы вышли на
балкон. Мои ноги дрожали, и я вновь вцепилась в его руку: вниз
круто уходил лесистый склон, и там поблёскивала свинцовая
извилистая река.
– Мои
родители…
– Давно
умерли.
Я
вздрогнула и оглянулась на него. Да, сочувствие – явно не главная
черта в характере моего принца. То есть, получается – жениха?