Я не раз замечал, как пули отставали
от меня всего лишь на секунду. Хотелось сжаться, стать маленьким,
как Гном. Казалось, крестик обжигал грудь, отчего верилось в
незримую защиту. Впрочем, от меня самого валил пар.
Полковник попытался связаться с
Гномом. Получилось с третьей попытки.
‒ Шумейко, доложить обстановку.
‒ На нас напали с тыла два наемника.
Они мертвы. Злобин ранен. Мы на втором этаже, можем обстрелять
ваших преследователей.
‒ Дайте нам минуту, и дуйте к ДК. По
тому пути, как мы шли к «Юбилейному».
‒ Есть!
Из общежития загремели «Грозы». Мы,
как один, рванули к площади. Горбатый злобно морщился, но не
отставал. Лес оборвался. Кругом ‒ высокая придавленная снегом
трава. Лишь метров через пятьсот вновь вздымались черные штрихи
деревьев. Справа вытянулась дугой низкая железная оградка. За ней
над ржавыми аттракционами возвышалось колесо обозрения. На миг я
задержал на нем взгляд, но и этого промедления хватило, чтобы
словить пулю.
Плечо отозвалось резкой болью.
Горбатый и Левша, точно по команде, развернулись и выбросили из
подствольников по снаряду. Взрывы подняли ворох листвы и ведра
грязи.
‒ Направо! ‒ скомандовал
полковник.
Завернули к бетонке, к училищу.
Миновали низкое здание, похожее на гаражи, и наткнулись на тупик.
Два корпуса училища соединялись перемычкой. Повернем направо –
выйдем на улицу Лазарева, придется делать большой крюк. Сзади
нагоняли наемники. Лезть в темное нутро училища никому не хотелось,
но иного выхода не нашли.
Полковник прикладом высадил стекло,
очистил окно от острых краев. Подсадил меня. Я подал руку и втянул
Дегтярева.
Внутри был кавардак. На полу валялись
учебники, письменные принадлежности, даже встречались стулья и
парты. Из них соорудили баррикады. Видимо, когда-то тут шел
бой.
‒ В таких местах могут спать упыри,
поэтому не шумим, ‒ предупредил полковник, когда последний боец
влез в коридор.
По шее пробежали мурашки. Были бы
волосы, встали бы дыбом. Хотел удивиться своей впечатлительности,
но мурашки по-прежнему щекотали кожу. Словно на потолке закогтился
кот и рисовал по мне хвостом. Я задрал голову и от неожиданности
присел. С ламп по всему коридору свисали огромные мочала белой
бахромы. С них медленно, как снежинки в безветренную погоду,
спускались пушинки. При соприкосновении с комбинезоном они с
кислотным шипением испарялись, оставляя на одежде подплавленные
точки.