Девчонка тоже была из тифлингов, из тех, кто ближе к огню. Она
подошла к поручению старшего товарища с большой ответственностью и
рекомендовала ее Светлости только коктейли, которые Херк бы описала
кратким «огненная вода».
Вот где-то к третьему бокалине с настоящей соломинкой Херк
наконец-то отпустила тоска, но и радости не было. А она очень к
радости стремилась.
Она заказала шоты. Опрокинула первый. Алкоголь огненной волной
растёкся по желудку, пробирая до самой печени. Последней
каплей.
Как будто треснуло какое-то темное, пыльное стекло, и она
увидела мир вокруг во всех его красках. Ее посадили в полутемном
углу, и от остальных людей ее надежно прикрывала пестрая спина
какого-то брюнета, который сосредоточенно наворачивал на вилку
спагетти под мягкий смех своей спутницы, довольно экстравагантно
накрашенной женщины средних лет. Судя по всему, у него не
слишком-то получалось, потому что спутница отобрала у него вилку и
попыталась показать, как надо.
В гладком мраморном полу Херк могла бы при желании разглядеть
свое отражение, но ее рожа входила в список знакомых рож, которых
ей видеть не хотелось, поэтому она вынула из правого глаза монокль,
чтобы хотя бы половина картинки расплылась и не мозолила хотя бы
половину ее глаз, и поспешно перевела взгляд на роскошную
хрустальную люстру под потолком, в которой горела только половина
свечей, тепло освещая интимный полумрак.
Кто-то сел за черный рояль, стоявший на небольшом возвышении.
Мягко коснулся клавиш. Из-за своего столика полуослепшая Херк едва
могла разглядеть его худую и высокую фигуру.
Музыка лилась, плачущая, и Херк вдруг обнаружила, что ревет
вместе с музыкой, жалко всхлипывая на особенно душещипательных
аккордах.
Пестрая Спина, кажется, хотел обернуться, но его спутница
покачала головой, запрещая, и Херк ей за это была бесконечно
благодарна.
Она не хотела утешений.
Она хотела выплакать все скопившиеся за долгие годы брака слезы,
которые почему-то никак не хотели показываться в ее герцогском
замке, но так легко вышли сейчас, в самом роскошном ресторане
гостеприимного Либена.
Официантка-тифлинг тихонечко возникла рядом, поставила графин с
водой и стакан, и бесшумно же исчезла.
Музыка закончилась, и вместе с последними ее нотами у Херк будто
бы истаял в горле горький ком, который ей вечно приходилось
проглатывать перед тем, как сказать что-то людям.