— Ты-ы! — Херк уцепилась в его запястья, не давая выполнить
заход на колени, — Не сметь давить мне на жалость, никаких
самоповреждений! Так и есть! Хотела! — она быстро-быстро заморгала,
изгоняя в долгий путь по щекам опять накатившие откуда-то слезы, —
Из всех людей, о которых ты думаешь... Их много было! Но
никто...
— Твой муж.
— И муж!..
— Я знаю. Очень тебя обидел…
— Да он даже на меня не посмотрел! Ну и ладно! Так и знай, ты не
единственный, кого я хотела! И ничего в этом такого нет! Инстинкт
здоровой женщины!
— Знаю, — тихо сказал Чайду.
— Кто единственный меня столько перелапал — так это только ты,
но это потому что ты в сон залез! А во сне я не думаю, а если бы
думала...
Она резко выдернула руки.
— Если бы я только думала!..
— Вы очень много думаете, Ваша Светлость, — кивнул Чайду,
отступая назад, в темноту, и Херк вдруг снова ощутила то ужасное
одиночество, которое преследовало ее с ночи и до утра, и она
потянулась за ним, как ребенок.
— Не уходи, Дуду, — выдохнула она.
Он подхватил ее до того, как она упала, поднял к груди, дал
уцепиться за шею, и зашагал по стеклу к выходу.
— Ну вот, ну вот... Пойдем домой, маленькая герцогиня, —
вздохнул он ей в ухо, — ты протрезвеешь, хорошенько подумаешь и
обязательно все распутаешь, хорошо?
— Хорошо, — сонно ответила Херк.
Она знала, что завтра ей будет бесконечно стыдно.
Что завтра, наверное, она и вовсе от стыда его уволит.
Но здесь и сейчас она почти верила, что этот человек может
отнести ее не куда-нибудь, а домой.
Пусть этот дом — это всего лишь номер в гостинице напыщенного и
респектабельного города Либена.
И рано или поздно ей придется вернуться в замок, из которого он
ее похитил.
Не единственный, о ком она думает.
Не единственный, кого она хотела.
Но единственный, кому она доверилась.
— Что же ты, братец, загрустил? — спрашивала сестра, подлетела,
чмокнула в щеку, а потом снова вернулась на стебель рогоза, едва ли
склонившийся под ее весом, — что с тобой, почему ты третью луну сам
не свой?
— Не знаю, сестрица, — отвечал он, — я не знаю.
— Ты снова хочешь странствовать? Ты хочешь к людям?
Сестрица засмеялась, и смех ее рассыпался по озеру серебристыми
камушками: искорки магии подпрыгивали, ударяясь о водную гладь, и
гасли где-то у горизонта.
Услышав этот смех, проснулись ночные лилии, раскрыли белые
лепестки навстречу небу. Мотылек сел сестрице на плечо, пощекотал
ушко пушистыми усиками. Сестрица снова засмеялась, теперь от
щекотки, поймала мотылька и сунула в рот.