Не то чтобы это было сложно. Предлог для такого поведения у нее
был просто шикарный. У нее очень болела от выпитого голова, ее
тошнило, стоило ей слегка приподняться с кровати. Переезд в
подготовленный для нее мэром дом пришлось отложить, после того как
она, усилием воли встав и даже почти одевшись, резко позеленела и
минут десять позорилась перед горничной в очень вовремя
подставленное опытной женщиной ведерко для зонтиков.
После этого она решительно выгнала всех из комнаты и вернулась в
кровать с холодным компрессом на голове, который раз в пару часов
приходила менять младшая горничная, маленькая серьезная дварфка с
не по-гномьи тихими шагами и аккуратно заплетенной в две
симпатичные косички пшеничной бородой.
Девушка совсем юная, почти еще девочка, она с беспокойством
смотрела на то, как Херк выворачивает в тазик. К третьему подходу
она нахмурила густые брови и не удержалась, спросила,
прямолинейная, как все дварфы:
— Миледи, неужели вы в тягости?
И вдруг смешалась, испугалась, отступила. Похоже, Херк не смогла
скрыть, какой невероятный энтузиазм вызывает у нее это
предположение.
В первые годы ее брака ее постоянно спрашивали об этом.
Спрашивали сестры герцога. Спрашивали жены из избранного круга
знатных дам, приближенных к королю, в котором Херк надлежало
вращаться.
Только лекарь не спрашивал.
Мудрый старик, он отлично знал, что живот женщине не надувает
ветром и умел молчать, когда в ситуации ничем не мог помочь его
медицинский совет.
И с каждым годом после короткого «нет» Херк видела в лицах
окружающих все больше осуждения. Как будто она породистая племенная
кобыла, за которую отвалили уйму денег, но которая все простаивает
в стойле, не принося хозяину ожидаемого дохода.
Как будто это только ее вина.
— Нет. — резко ответила Херк этой девчонке, которая, наверное, и
вовсе не сможет понять: как это, от такого прекрасного мужа — и не
в тягости!
— Ох, ну и слава бо… — девушка осеклась, поспешно отвернулась, —
простите меня, дуру подземную, я не должна была так говорить…
— Не должна была, — вздохнула Херк, с сомнением принимая от юной
горничной кружку с водой, — почему же сказала?
— Так ежели поначалу так тяжело, так разве ж вы переживете? Вы
маленькая, миледи, я так рассуждаю, плод выйдет крупный. Не иначе
как по живому резать придется. Страшно… А вы хорошая хозяйка,
миледи. И за юным господином смотрите, и за хозяйством. Герцогу-то
что? Он раньше как ускачет на свои дальние границы, так и вовсе
забудет приказать замок протопить. А вы как уезжали обо всем
позаботились, людей оставили: вы уйдете, мы как сироты без вашего
пригляда будем.