Херк, к слову, воспитанник тоже принял не сразу. Ей в карман он
посадил огромного паука-птицееда, которого ему продал орк-поваренок
за пару монеток и отрез кружев сестре на платок. Има с восхищением
рассказывала Чайду историю о том, как Херк достала этого самого
паука из кармана, рассеянно оглядела в монокль, погладила изящным
пальчиком в белой перчаточке пушистую спинку, открыла окно и
выпустила паука на карниз, а после, как ни в чем не бывало,
вернулась к бумагам, отвлекшись только на упавшую в обморок от
такого зрелища горничную.
Стоило ли удивляться, что и Янг проникся этой историей, и с тех
пор на мачеху смотрел едва ли не восхищеннее, чем способна была
юная Има? Он очень старался заслужить ее одобрение, и каждая ее
попытка отстраниться ранила его, поэтому он частенько не давал ей
пути для отступления, используя все многочисленные детские увертки
из своего арсенала, и не опускаясь до грязного шантажа слезами лишь
потому, что Чайду старался за ним все-таки присматривать.
Поэтому, когда Янг увидел около крыльца музея пушистую
трехцветку в окружении разноцветных котят, все, что он себе
позволил — это слегка замедлить шаг.
Почти незаметное нетренированному взгляду колебание,
старательный отвод глаз. Юному господину очень хотелось котенка,
мечталось о котенке, поэтому он ничем не собирался выдавать
злодейке-судьбе своей слабости. Отказ был бы слишком болезненным,
поэтому он не собирался озвучивать просьбы.
Чайду улыбнулся уголком рта.
Янг никак не был связан со своей мачехой по крови. Они ничем не
были похожи внешне: ее широкая кость против его птичьих косточек,
ее блестящие каштановые волосы против тонкого светлого одуванчикого
пушка у него на голове, ее хрипловатый голос, тот особенный низкий
женский тембр, который порой так и пробирает вкрадчиво острым
коготком вдоль позвоночника и заставляет пожалеть, что нет
поблизости кладовки поуединеннее, против звонкого, не переломанного
еще детского серебристого голоска, которому еще ой как далеко до
юношеского баска; Херк и Янг были разных рас, разного
происхождения, но, тем не менее, кто бы ни видел юного господина
подле его невольной опекунши, сразу понимал, что они связаны
семейными узами.
Мальчик инстинктивно отражал жесты мачехи, как зеркало, даже
волосы приглаживал так же. Они были сходны в главном: глубочайшем
недоверии, которое питали к миру. Они держались порознь, но в
ожидании подлости от судьбы все же были вместе, всегда во всеоружии
и готовые обороняться; и Херк невольно учила мальчика защищаться, а
Янг схватывал ее уроки куда быстрее, чем любую науку Чайду.