— С настоящими, — кивнул Син, рассеянно обводя взглядом зал, где
на полках, за прозрачным магическим полем, в мягком голубоватом
свете магических огней, томились бесчисленные сокровища его
народа.
Чайду чуть наклонился, поближе к сероватому уху:
— Пожалуйста, помните, что это ребенок этой эпохи, господин
Синосу.
От нового знакомца почему-то пахло ромашкой. Чайду ожидал
чего-то более яркого, народ Синосу привык перебивать духами запах
тухлой крови; но, видимо, Синосу тоже изменился вместе с
эпохой.
— Не волнуйтесь, господин Чайду, — вежливо ответил он, и
медленно пошел вдоль полок, показывая то на одно, то на другое,
останавливаясь, когда Янг задавал вопросы.
Чайду некоторое время слушал, но Синосу держал слово, ловко
обходя особо острые углы и уклоняясь от излишне деликатных вопросов
с искусством человека бывалого. Вскоре Чайду следить наскучило.
Он вообще никогда не был большим поклонником уже умерших
историй.
Он поймал взгляд Синосу, сделал жест, что будет ждать на улице,
и с облегчением взлетел по каменным ступеням вверх, к воздуху.
Здесь, на пороге знаменитого музея, шла своим ходом жизнь: с
деревьев слетали желтые листья, сгущались сумерки, холодало.
Перещебетывались воробьи, обклевывая с ясеня крылатки.
Трехцветка давно ушла куда-то и забрала с собой котят.
Всех.
Кроме светло-рыжего котенка с тонким мерзким голосом, который
вовсе не понял такого жизненного поворота, и теперь обиженно хрипел
куда-то в небо, призывая мать или хотя бы сестер и братьев.
Чайду поддернул брюки, с удовольствием отметив, что стрелка на
коленях все еще там, несмотря на долгий и утомительный день, и сел
прямо на черный мраморные ступени лестницы, ведущей ко входу в
музей. Он не боялся, что кто-то прибежит срочно гувернера смой
герцогини поднимать или удивится, почему к одежде его вовсе не
липнет уличная грязь, а в начищенных ботинках небо до сих
отражается даже яснее, чем в осенних лужах. Просто было некому.
Ради них с воспитанником закрытие задержали на пару часов, Чайду
лично отпустил смотрителя. Он вообще был уверен, что в музее, кроме
них с Янгом, ни одной живой души, пока не встретил Синосу.
За день ступени успели нагреться в последних лучах осеннего
солнца, и теперь медленно отдавали Чайду это тепло.
Чайду протянул котенку сложенные щепотью пальцы. Тот понюхал их,
скептически посмотрел на Чайду, подумал немного, а потом плюхнулся
на ступеньки рядом и подставил мягкий живот, замурлыкав, кажется,
еще до того, как Чайду его коснулся.