— Я не чувствую, — пожал плечами Син, — мне не надо, я
ненадолго.
— Тц. — Джавин нервно дернула щекой, — Как скажешь.
Она прошла на кухню, села за стол, взяла руку яркий моток ниток,
плотно намотанный на картонную основу из... Двух колец? Просунула
ножницы между кольцами, резко разрезала моток, перевязала нитки
снопом, распушила: получился яркий шарик.
— Это что? — спросил Син, опершись рукой о столешницу.
— Смешистик. У Майры мелкая их любит, с кошкой играет. Быстро
растрепываются... Тц.
— Это...
— Игрушка, детская игрушка. У меня отец... Он как-то им глаза
прилаживал ещё. Брови. Улыбки. Плел лицо. Они у него по-настоящему
круглые получались. А я только шевелюру знаю как, получается просто
шарик. Из ниток, — Джавин подперла подбородок настоящей рукой, — в
общем, ерунда, детям с кошками играть.
— Интересно.
— Тебе и зонт интересный. — Джавин подняла лицо, — что-то
случилось? Зачем пришел в такой дождь?
Син замялся.
Под ее внимательным взглядом он тушевался иногда, как мальчишка.
Как будто она его насквозь видела.
Сказать ей, что идти больше было некуда? Соврать; он мог
вернуться домой, может, захватив по дороге связку сосисок для
кошки.
— Хочешь, я сделаю им брови? — брякнул он.
— Что?..
— Ну... Брови. Глаза... Придумаю что-нибудь...
Джавин дернула щекой, раз, другой, прикрыла глаза, положила
холодную руку на правую сторону лица, останавливая тик.
— Ты пришел делать Смешистиков? — фыркнула она, закатывая
глаза.
— Если ты мне покажешь, как, — кивнул Син.
— А потом?..
— Потом пойду придумывать им брови...
— Зонтики...
— Зонтики.
— Тц. Чисто исследовательский интерес?
Она не смотрела на него, но он оправдывался.
— Я же смогу вернуться. С бровями. И с зонтиками. Прийти не с
пустыми руками. Что-то тебе... Дать.
До-Син всегда был щедр, щедрость эта ничего ему не стоила. Он
сам по себе был ценным призом, человеком, за которым охотятся,
который нужен. Его знания, навыки, тело, из которого выходит
отличный кадавр.
Но кадавр, исполнивший свою функцию, ценность теряет. У него
остается мертвая плоть, дурацкая татуировка на глазу, которую
кто-то из создателей посчитал сексуальной, и отчаянная тоска по
солнцу, которая все эти годы не давала Сину бросить отчаянные
попытки откопаться.
Еще раз увидеть солнце.
Только вот, один раз увидев, второй раз увидев, становишься
жадным, начинаешь к солнцу тянуться. Вот бы видеть красивое почаще,
вот бы тепла побольше; а что ты можешь солнцу дать, существо
холодное, мертвое, посеревшее и выцветшее с годами, давно
отслужившее свой век?