Закончив осматривать тушу кашалота, я
развернулся, чтобы снова выйти на азимут. Но в этот момент пискнул
сонар и через секунду выдал на прозрачный хитин шлема зеленый текст
параметров цели. У меня сердце чуть не разорвалось от страха — цель
была не одна. Пара из «Барракуды» и более тяжелой «СГТ-30» шла
точным курсом на меня.
Светящиеся бактерии на мониторе быстро
складывались в меняющиеся цифры — полтора километра удаления,
тысяча триста метров, тысяча двести... Недолго думая, я поймал в
сетку прицела «тридцатку», поскольку маневренность у нее похуже.
Даже на таком большом удалении она вряд ли увернется от
разогнавшегося гарпуна. Едва пискнул сигнал захвата, я вдавил
спуск, и меня крепко толкнуло в плечо отдачей. Гарпун белой стрелой
рванулся вперед, расчертив черное пространство глубины
надвое.
Секунды через две детектор прицела
показал точное попадание, что меня сильно обрадовало — даже опытным
охотникам не всегда удавалось с первого раза поразить хоть и
медлительную, но вполне сообразительную «тридцатку». Но не успел я
об этом подумать, как меня шарахнуло ударной волной. Это же надо
было попасть точно в хитиновый язычок детонатора! Не
повезло.
Удар был страшным — все же тридцать
килограммов смешанного с азотной кислотой жира, из которого состоит
боевой заряд биотехов, при взрыве создают чудовищную компрессию, во
много раз усиленную высоким давлением придонных глубин. На столь
крепкую затрещину я как-то не рассчитывал, поэтому не сумел
удержать карабин. Он плюхнулся на дно, подняв серую пелену ила. Я
хотел рвануть вниз, за ним, но скафандру от удара досталось больше,
чем мне. От серьезной контузии глубинный аппарат сначала замер,
сжавшись, а затем задергался в конвульсиях, отказываясь подчиняться
моим нейрокомандам.
Прозрачный хитин шлема дал трещину.
Само по себе это не страшно, ведь давление сдерживал не он, а
несжимаемый «рассол», закачанный внутрь скафандра и внутрь легких,
но это создавало проблему другого плана. Между слоями хитина жили
светящиеся бактерии, из которых складывался текст показаний
приборов и средств связи. Так что без них я остался глух, слеп и
совершенно беззащитен перед ужасом глубины.
«Светлячок» наверху замерцал последним
светом и погас, оставив меня в полной, кромешной, непроницаемой
темноте. Я хотел сорвать еще одну ракету с каркаса, но ничего не
вышло — мышцы скафандра дергались в судорогах, не позволяя мне
сделать ни одного осмысленного движения.