— Он самый, — сказал Розенберг,
подскакивая на своем стуле и убедительно потряхивая ладонью в мою
сторону. — Григорьев — комсорг, активист и передовик производства.
Я считаю, что он достоин…
— Хватит, — резко оборвал его мрачный
товарищ. — Только партия может считать, кто достоин! Это
понятно?
— Так точно, товарищ май.! —
Розенберг осекся, поняв, что сказал немного лишнего. Он постарался
вытянуться, но у штатского человека — это выглядело комедийно.
Незнакомец хмуро поморщился. Надменно глянул на председателя
профкома и перевел тот же взгляд на меня.
— Без званий! Комсорг, говоришь?
Сейчас поглядим, какой он комсорг! — и, глядя сквозь, обратился уже
ко мне — Скажи-ка мне Григорьев, сколько делегатов присутствовало
на двадцать пятом съезде КПСС?
— Четыре тысячи девятьсот девяносто
девять!
— Угадал, — сказал товарищ, морщась,
будто съел горький лимон — Но это было легко. А перечисли мне все
объекты, которые были названы в честь двадцать пятого съезда!
Пол под ногами качнулся. Вот тут я
мог поплыть конкретно. Что же я такого сделал, что товарищ из… даже
не знаю с какой организации, но судя по поведению, стоящий рангом
намного выше, чем наш Розенберг, решил меня завалить вопросами? Ну,
ладно бы про основные тезисы спросил, про выдержки из доклада
нашего любимого Ильича, но названия объектов?! Они же постоянно
присваивались. И я мог что-то не знать. Вылечу с треском из
комсоргов! Как в глаза ребятам буду смотреть? Эх, не проводить мне
больше политинформации. Варвара то как расстроится. С завода
придется увольняться. Не переживу стыд! Что ж, на БАМ поеду, начну
все сначала.
— Ну? — товарищ растянул узкие губы в
надменной ухмылке.
— Запорожскую ГРЭС, — начал я,
закатывая глаза, пытаясь найти в себе лишние силы и дополнительно
активировать мозг.
— Так!
— Новополоцкий ордена Трудового
Красного Знамени нефтеперерабатывающий завод. Славянский завод
строительных машин. — Каждое название давалось мне нелегко. Я даже
вспотел от усилия. Незнакомец хлопал себя по коленке и подмигивал
своему напарнику, приговаривая:
— Гляди- ка! И это знает.
На десятом пункте я сдался. Больше
ничего вспомнить не мог. Уши начали краснеть. Я уставился в пол. В
кабинете воцарилась тишина. Товарищ не выдержал, кашлянул и хрипло
сказал:
— Дальше, товарищ комсорг. Осталось
три пункта.