Неконтролируемые слезы горячими потоками хлынули из глаз. Меня прорвало. Мне до этого казалось, что все слезы я выплакала, когда Миша меня бросил, а уходя, втоптал мою гордость, мою любовь в грязь. Но я оказалась не права. Сейчас мое тело сотрясалось от спазмов, сопровождающих рыдание.
Я сама не понимала, что плела не слушающимся меня языком. Только в мыслях было одно: рассказать, обвинить, заставить пожалеть меня. Мне было сейчас это так необходимо… Но вместо этого я услышала:
– Марина, прекрати истерику.
Отец грубо усадил меня в кресло и вручил стакан с водой.
– Что ты устроила тут детский сад. Мы взрослые люди… И ты, Михаил, что за ребячество?
Я смотрела на отца с досадой и обидой, а грудь жгла ярость и злоба.
– Да я что, Николай Алексеевич?! Я вообще ничего. Цветы ей отдал. Все, как вы сказали.
Слезы еще хлеще полились из глаз. Значит, цветы – это идея отца? Боже, чего он добивается?
– Папа, – бормочу сквозь рыдания, подтирая нос, смахивая водопады влаги со щек. – Зачем тебе это? Ты разве не видишь ничего? Или ты специально все игнорируешь?
– Так, Марина. Еще раз успокойся, – теряя терпение, цедит сквозь зубы отец. – А ты, Михаил, следи за языком. Зачем усложняешь?
Глотая слезы от обиды, я в голове пытаюсь придумать оправдание отцовским действиям. Я все никак не могу понять, почему он к Мише относится с таким снисхождением, когда тот проявляет только раздражение и грубость по отношению ко мне.
Под тяжелым взглядом отца, которым он смотрит на меня, подперев рукой голову, я все же кое-как успокаиваюсь и прихожу более-менее в чувство. Начинаю давать отчет своим действиям и мыслям.
– Так, а теперь мне нужно с вами поговорить. Серьезно поговорить, – отец выдерживает паузу, а я задерживаю дыхание, как, впрочем, это делает и Михаил, боковым зрением замечаю его застывшую в одном положении грудь. – Ни о каком разводе речи быть не может. Я надеюсь, это вопрос мы закроем раз и навсегда, по крайней мере, пока.
– Папа, – выдыхаю обреченно.
– Молчать, – цедит родитель, глядя на меня с прищуром. – Мое решение не подлежит оспариванию. Михаил, тебе, я думаю, объяснять нет смысла, что один неверный шаг, и ближайшая канава окажется твоей могилой. Ты понял меня?
Муж громко сглотнул вдох. Кивнул.
– Нужно было башкой думать, а не половыми органами, когда вы женились. Ваши детские сопли жевать мне неинтересно. Марин, еще раз повторится подобная выходка с твоей стороны, закрою к чертовой матери тебя в женском монастыре. Не хватало еще позорится перед Ванессой и американскими партнерами. Вы вообще охренели, мать вашу! Какого черта устроили весь этот цирк? И почему именно сейчас? – с каждым вопросом отец все больше расходился.