– Это была временная мера, скажем так
– показательная. Не хотелось бы использовать её на всём пути нашего
следования. Вы меня хорошо поняли? Ни слова с вашей стороны без
необходимости, ни в моём присутствии, ни в присутствии солдат. Если
я услышу хоть что-то, кажущее подозрительным – эта вещица вновь
будет пущена в ход, на сей раз – до самого вашего свидания с его
светлостью. Вы обещаете молчать?
Молчать? Да всё её спасение было как
раз в том, чтобы вопить на весь мир, что она невиновна! Однако
Марта, перемогая себя, кивнула. Снова сидеть с унизительно
раскрытым ртом, терпеть вонючую затычку не хотелось. Но лучше уж
она добровольно онемеет, не век же им ехать! Её ведь потом всё
равно собирались о чём-то расспрашивать? Вот тогда и скажет…
И она стала твердить в уме
оправдательную речь. Господа ведь разговаривают гладко, значит и ей
нужно объясняться также, не запинаясь, упаси боже, чтобы выложить
сразу и понятно. Например:
«Я Марта. Я живу в деревне Сар. Мой
дядя кузнец. И я не та, кто вам нужна».
Наверное, слишком просто.
«Я Марта, простая девушка из
Сара».
«Я Марта. Никакая не беглая жена,
господин хороший, вы посмотрите только на меня хорошенько!»
Ой, плохо… А ну, как она
действительно похожа на сбежавшую преступницу? Но деваться-то
некуда, надо подобрать и запомнить правильные слова, чтобы сразу
выпалить, когда настанет нужное время.
Руки ей развязали только спустя пару
часов, остановившись на каком-то постоялом дворе и спроваживая
пленницу до уборной. Хорошо, не сунулись вслед с помощью – юбки не
задрали, нарушая пресловутую дворянскую честь, иначе Марта сгорела
бы со стыда. Проводили в небольшой хлипкий сарайчик с дощатым
помостом, зияющим двумя зловонными дырами, и заперли снаружи.
Правда, не торопили, заметив, как она поводит плечами и растирает
кисти, пытаясь возвратить чувствительность. Сопровождающие без
стеснения журчали тут же за стенкой сортира, Марта сквозь зубы
шипела все известные ругательства, что наслышалась в своё время в
кузне у дяди и пыталась подобрать пышные оборки, чтобы не
запачкаться в дерьме, кое-где щедро удобрившем пол. Да у самого
последнего лодыря на деревне отхожее место не в пример чище!
Содрогаясь от отвращения, кое-как пристроилась на помосте. И вот
странности женской души: несмотря на плачевность собственного
положения, ей до смерти было жалко нарядного платья, хоть и
чужого…