К концу пути Марта устала бояться.
Она тупо глядела в одну точку: на поблёскивающую в полумраке медную
шишку в стене, и всё гадала – для чего она? Но вот карета замедлила
ход, в окошко со стороны возницы стукнули. Капитан повернул
шишечку, створка окна подалась.
– Что там?
– Посыльный от его светлости! –
сообщили снаружи. – Велено передать: ждут. Проводить прямо к
коменданту в кабинет.
– Хорошо, – лаконично ответил
капитан. Захлопнул оконце и повернулся к Марте.
Противно засосало под ложечкой. Всё,
прибыли? Вот сейчас-то и начнётся самое страшное? В сумраке недолго
и ошибиться, но почему-то Марте показалось, что в синих глазах
военного мелькнуло сочувствие. На секунду её охватило желание
рухнуть на колени, целовать руки этому человеку и умолять, умолять
не вести её никуда, оставить здесь, в возке, заступиться перед
страшным герцогом. Она не хочет на кол! За что? Она ни в чём не
виновата! Словно угадав её намерение, военный подчёркнуто энергично
положил ладонь на эфес шпаги.
– Итак, сударыня.
Голос его был сдержанно-суров и
непреклонен, и Марта как-то сразу поняла всю бесполезность
задуманного. Этот не пожалеет.
– Мы на месте. Напоминаю: вам
запрещено говорить с окружающими до самой встречи с его светлостью,
нам запрещено слушать, если вдруг вы не выдержите. Предупреждаю:
меры в случае ослушания будут применены куда более жёсткие, чем
раньше. Держите себя в руках.
Девушка молчала, чувствуя только, как
в груди зарождается дрожь. Пустой живот свело. Голода Марта не
чувствовала, напротив – её даже подташнивало, от дорожной тряски,
от вновь зарождающейся паники. Да и разбитая голова давала о себе
знать.
– У вас ещё есть шанс, – неожиданно
быстро прошептал капитан. – Вы слышали, мне велено доставить вас к
коменданту? В кабинет, а не в пыточную. Значит, поначалу с вами
попытаются договориться. Хотите жить – не упрямьтесь. Вы поняли? –
Взглянув на него дикими глазами, Марта истово кивнула. – А сейчас
молчите, Бога ради.
И первым вышел из возка.
Руку Марте никто не предложил, да она
и не ожидала. Не было у неё такой привычки. Подхватили с двух
сторон, как тогда, на поляне, и молча повлекли через необъятный
мощёный двор, в тяжёлые двери, хлопнувшие за ней, как крышка гроба,
по длинному коридору, освещённому масляными лампами, мимо
зарешеченной арки в подвал, и наверх, по лестнице, на второй этаж…
Собравшись с духом, Марта приготовилась храбро взглянуть в лицо
человеку, от единого слова которого зависело, жить ей или умереть.
Но старания пропали втуне: она оказалась всего лишь в приёмной,
большой, почти пустой комнате с двумя широкими скамьями вдоль одной
из стен. В углу проступал фигурный торец печи, очевидно, призванной
отапливать и соседнее помещение, но сейчас от голубых, безумно
дорогих изразцов веяло не теплом, а холодом. То ли августовский
вечер напоминал, что не за горами осень, то ли Марту лихорадило.
Перед дверью, обитой медными полосами, капитан остановился. Взялся
за внушительное кольцо, негромко стукнул. Дождавшись отклика
изнутри, распахнул, обернулся к пленнице и сделал приглашающий
жест. Сопровождающие при этом вытянулись, как на параде, словно
тот, кто находился за дверью, уже прожигал их взглядом.