– Прикажете сыскать? – Вкрадчивый
голос понизился до шёпота: – Привести?
– На кой она мне… сейчас, – холодно
отозвался барон. – Не любитель. Девка должна быть девкой, в теле, а
эта пока так, недоразумение. Что я с ней делать буду? Жану скажи,
чтоб сюда не пускал, пока Анну в пансион не отправлю. А там…
поглядим. Пригодится.
Впервые в жизни Марту выпороли именно
в тот день. Но её-то – слегка, для видимости, потому как
управляющий неподалёку крутился, чтобы видеть, как барское слово
отзывается, а вот бестолковую сестрицу – от души. Чтобы знала, как
малолеток по замку водить.
…Прикусив палец, чтобы не заплакать в
голос, Марта кое-как сдержалась. За что ей это? Выходит, вся её
жизнь пошла наперекосяк ещё с той поры? Из-за маленькой капризной
дряни, которая что хотела, то и получала, жила в холе, в воле, в
сытости? Чего ей замужем за герцогом не хватало, дуре набитой? И
это из-за неё вчера её чуть было не… не… Спасибо доброму капитану
Винсенту, никакое он, оказывается, не чудовище, а просто
ангел-хранитель, не иначе.
Ещё одна карета вкатилась в тюремный
двор, величаво, торжественно, словно не замечая нацеленных пик и
шпаг. Остановилась аккурат напротив крыльца, и из позолоченной
дверцы, шагнув на просевшую от тяжести приставную ступеньку,
снизошёл на землю дородный важный господин, одетый столь богато,
что, когда он двигался, десятки мелких драгоценных камешков на
камзоле перешёптывались и шуршали, задевая друг дружку гранями.
Голову прибывшего украшало невиданное ранее Мартой чудо – парик с
буклями; дорогое кружево волнами шло на груди, ниспадало с манжет.
Шпага, более парадная, чем боевая, цеплялась за ноги, но сей факт
совершенно не смущал расфуфыренного господина.
Герцог молчал. Кинул недобрый взгляд
на супругу, вдруг что-то победно замычавшую сквозь кляп. Чучело в
драгоценном камзоле отвесило изысканный поклон.
– Ваша светлость, господин ге'гцог,
п'гиношу глубочайшие извинения за столь поздний визит…
– Визит-то, пожалуй, 'ганний, – с
непередаваемым сарказмом прервал его светлость. – Для тех, кто по
ночам спит с чистой совестью. А вот чем вы всю ночь
напролёт занимались, господин посол, что не заметили, как она
прошла? Считали овец?
– Изволите шутить, – благодушно
отозвался собеседник. Словно не на тюремном дворе и под прицелом
десятков глаз пребывал, а заглянул к дорогому соседу приятно
провести время. – Я, суда’гь мой, п'гедпочитаю п'говодить ночь в
компании хо'гоших книг, философов, д'гузей… к'гасивых женщин,
наконец, это же так понятно! А вот вы, к наиглубочайшему моему
п'гиско'гбию, лишили меня общества одной из них; нехо'гошо,
нехо'гошо…