Девушка в отчаянии пыталась снять
кольцо, но его будто заколдовали: оно лишь обдирало кожу да больно
кололось оправой, словно ярясь из-за того, что от него добровольно
отказываются. Да ведь никак нельзя его оставлять! С потерянным
девичеством ещё можно жить, но c чужим перстнем, да таким богатым…
Ведь теперь получается, что она – воровка! Её найдут, арестуют,
отвезут в городскую тюрьму, а на другой день на рыночной площади
отрубят руку и заклеймят вдобавок. Жизнь кончена. Кто ей поверит?
Попробуй, объясни, как к племяшке кузнеца, вечно оборванной и в
лохмотьях, попала настоящая драгоценность. Нашла? А кто потерял?
Господа-то все в замке живут, по селу не бродят, чтоб такие цацки
случайно ронять… Получила от кого-то за ласки? Признайся, от кого;
но только кто ж тебе поверит? Даже знатные сеньоры, что к барону
наезжают, выбирают девок покрасивше и не таких ломак, да и
расплачиваются не золотом, и не с ними. Пастор Глюк первый же
уличит её во лжи. А если уж законный владелец кольца объявится…
Бежать. Домой, хоронясь за
кусточками, а потом огородами, чтоб никто не заметил. Найти в
кладовке кусок сала, натереть палец – и уж тогда кольцо снимется,
непременно! Она метнулась к низкой двери и едва не растянулась,
запнувшись. С ноги слетела туфелька, тоже явно господская, с
бантами, на высоком вычурном каблучке, к которому селянки
непривычны. Мало того, что на ней чужое платье – её ещё и
переобули! И это не всё: подобрав юбки, Марта узрела на ногах белые
тончайшие чулки, прихваченные ниже колен подвязками.
Ей снова захотелось завыть. Куда она
собралась? Домой? В господской одёжке? Да уж лучше голышом! Мало
того, что перстень, явно украденный, выдаст её с потрохами, так ещё
и каждый встречный-поперечный привяжется: откуда ты, кузнецова
племянница, бежишь, такая разряженная? Кого ограбила? Или прикопала
какую-нибудь проезжую барышню в овраге, или сама в шайке? Люди, тут
нечисто, к барону её! На суд!
Она пропала. Она пропала. Она
пропа…
Сидя на холодном земляном полу, Марта
раскачивалась из стороны в сторону, взявшись за голову, и в
отчаянии бормотала одно и то же: «Я пропала…» Оттого и не слышала,
как отряд рейтаров окружал лесную поляну с её избушкой-убежищем,
как сомкнулась цепь вооружённых людей. Опытные наёмники действовали
бесшумно: не бряцали оружием, не переговаривались. План поимки
государственной преступницы был обговорен и вбит в голову каждому
ещё с час тому назад, в деревне, после того, как местный
пастушонок, оглядываясь, не видит ли кто, сообщил капитану, что,
кажись, заметил ту самую беглую девк… даму, которую третий день
ищут. К лесной заимке вроде как брела да спотыкалась, видать –
вымоталась вся. Пастушка опросили подробнее, сунули в зубы пару
серебрушек – награда знатная за десять слов – да пригрозили
отобрать, если узнают, что соврал. Обговорили, как действовать:
доходят без шума, смотрят, нет ли кого поблизости – вдруг у
беглянки назначена встреча, хорошо бы повязать всех сразу! Не
исключено, что заговорщиками будут выставлены часовые, ведь число
сообщников неизвестно, поэтому – по сторонам поглядывать, зря не
рисковать. А главное – брать всех живыми.