– Что ты задумал?
Винсент настороженно глянул на
молочного брата. Суровая складка меж бровей, потемневшие глаза,
сжатые кулаки… явный признак бушующего внутри гнева. Как он
справляется с этими приступами, особенно после потери способностей?
Винс колебался. Не опасно ли будет оставить герцога без его
присмотра? Может, ну его, этот Сар, а лучше бы придумать причину,
чтобы задержаться дня на два, побыть рядом,
проконтролировать…
– Я в порядке, – произнёс его
светлость условную фразу. Это означало, что вторая сущность,
сбросив пар, угомонилась до следующего раза. – Мне бы только
довести это дело до конца – и ты можешь ехать спокойно.
Капитан не стал докучать вопросами
вроде: «Ты уверен? Может, мне всё же остаться?» Вместо этого лишь
переспросил:
– Что ты задумал?
– Суд, Винсент. И суд
праведный.
***
Кто бы мог подумать, что обычное мытьё
принесёт столько мучений!
Нет, Марта не была грязнулей. Ещё
малышкой она знала: матушка не допустит её до молитвы на сон
грядущий, пока она не вымоет хотя бы руки до локтей и ноги до
коленок. С весны до осени девчушка целыми днями бегала в короткой
юбке и лёгкой рубашонке, и понятно, что руки и ноги пачкались при
этом больше всего. Мало того, что приходилось отмывать грязь:
несмотря на неодобрительные взгляды тётки – добро, мол, только
расходуется – Мартина смазывала дочкины цыпки мазью, которой обычно
перед дойкой обрабатывали коровам вымя; и ничего, хоть и щипало, но
цыпки сходили, ранки заживали, и ручки у Марты становились белее и
красивее, чем у её одногодок. И мягче…
А уж чтобы перед трапезой все как
следует умылись и привели себя в порядок – за этим сам дядя,
Жан-кузнец следил строго. Люди – не свиньи, а Божьи создания. А еда
– Божий дар и требует уважения. И хоть на столе порой одна
наструганная брюква, сбрызнутая постным маслом и уксусом, да краюха
хлеба на девятерых – вкушать нужно с благодарностью за то, что
ниспослано; у некоторых и того нет.
А ещё - в их доме даже по будним дням
ставили каждому свою миску…
Нет, сегодня Марта была вроде бы
чистая… Дня за три до того, как оглушил её неизвестный
злоумышленник, искупалась в речке, да оттёрла себя, как могла,
пучками травы, и даже помыла голову. Купалась она не одна – с
подружками, по очереди караулили, чтобы никто не подкрался да не
подглядел. Марте тогда досталось от щедрот дяди Жана полплошки
мыла, хоть и чересчур пахучего - вонючего, прямо сказать! - но для
девушек и это было как подарок свыше. Расходовали бережно,
досталось всем. Больше всего Марте нравилось после купания сушить
волосы, так уж хорошо они на солнце искрились.