- Но мы несём потери. Адмирал Кинг даже не может наладить
конвойную службу и противолодочную оборону наших прибрежных
зон.
- Опять согласен. Мы несем потери и это хорошо. Нам сейчас
нужно, чтоб гибли люди и горели беззащитные каботажники, -
президент сплел пальцы перед собой. - Американцы сильные, хорошие
люди, но чтоб их разозлить, заставить драться всерьез, сначала надо
разбить им нос в кровь. Тогда они звереют и идут напролом до
конца.
Гарри внимательно слушал, наклонив голову набок. Франклин редко
откровенничал. Тем более почти никогда не говорил такое. Оба
понимали, утечка приведет к такому скандалу, что знаменитая Панама
и дело "Стандарт Ойл" покажутся детскими играми. Оба знали - утечки
не будет. Они привыкли доверять своим, знали один нужен
другому.
- Адмиралы не могут пока защитить торговцев. Со временем
научатся. Русским и немцам ведь тоже придется перебрасывать армии
через океан, тогда мы возьмем реванш. Тогда наши парни на
подлодках, крейсерах, торпедных катерах будут злее, у каждого за
спиной семья, дети, у каждого убитые европейскими пиратами друзья и
знакомые. Они будут топить социалистов и монархистов, компрадоров
без сантиментов.
- Нас ждут страшные годы, - Гарри вдруг вспомнил одну
историю.
Тогда в далеком сентябре 39-го Франклину позвонил Буллит посол в
Париже, сообщил о немецком вторжении в Польшу.
"Прекрасно, Билл! Наконец свершилось! Да поможет нам Бог! " -
вскричал Франклин. До этого президент так же радовался взрыву
немецкого броненосца в Данциге.
- Страшные и славные годы. Война началась. Пусть она идет на
наших линиях и на наших условиях. Так у нас будет меньше затрат и
меньше жертв.
Гарри Гопкинс согласно кивнул. У русского царя гемофилия. У
Франклина полиомиелит. Оба умны, оба сильные бойцы, волевые лидеры.
Интересный получается расклад, на этом ринге в финале сошлись
человек не способный шаг ступить без врачей, живущий на донорской
крови и паралитик в кресле-каталке. За мир дерутся два инвалида.
Все остальные грызутся только за подачки великих и свои маленькие
зоны интересов.
12 марта 1941. Иван Дмитриевич.
Лязг сцепок, свистки, состав дернулся и застыл у перрона
Варшавского вокзала. Штабс-капитан Никифоров задумчиво смотрел в
окно на вокзал, гражданских на перроне, носильщиков и таксистов.
Все тоже самое, как и год назад. Год? Нет, больше. С того дня,
когда новоиспеченный офицер сел в вагон на Николаевском вокзале
прошла целая эпоха.