– С любовником, – хихикнул долговязый рыжий стражник, потирая
потные ладошки.
Капитан ДэЭйрс хлопнул его замшевой перчаткой по каске, чтобы не
перебивал, и дал мне знак продолжать.
– Так вот, жена, то есть графиня в покоях с любовником. Оба,
естественно, голые.
– Голенькие, – снова захихикал рыжий дылда, но тут же, наткнулся
на суровый взгляд командира, осекся и посерьезнел.
– Да, вот они лежат голые, – продолжал я, – тут герольд
доблестного рыцаря под окнами гудит в рог, сообщая, что доблестный
рыцарь прибывает. Ну, графиня, конечно, думает, куда спрятать
любовника. И спрятала в шкаф.
– Ха-ха-ха! В шкаф! – захохотал уже другой стражник –
толстенький коротышка. Но, глянув по сторонам и сообразив, что это
еще не конец истории, и самое смешное еще впереди, пристыжено
замолк. А я хлебнул вина и продолжил:
– Да, спрятала в шкаф! Доблестный рыцарь входит в спальню, а
графиня кидается ему на шею и кричит: «О мой любезный супруг! Я вас
так ждала, так ждала! Я прямо чувствовала, что вы приедете именно
сегодня, даже не стала с утра одеваться!» Ну, доблестный рыцарь,
ясен пень, жене поверил и тут же улегся с ней в кровать, благо, что
раздевать ее уже не требовалось. И так любил ее до утра.
Рыжий стражник хотел было что-то добавить, то ли про «любить»,
то ли про «кровать», но, глянув на капитана, лишь заскулил в
предвкушении. Поэтому я без помех смог продолжить:
– А любовник тем временем сидит в шкафу, боится выйти. Замерз
голый-то. Ну и завернулся в шубу… то есть – в мантию из горностаев.
И вот утром, когда доблестный рыцарь и графиня, утомившись от
любовных утех, заснули, он потихоньку из шкафа вылез и пополз к
окну, под которым его ждал верный конь. Но зацепился за ножку
телеви… канделябр он зацепил, кончиком мантии запутался. Канделябр
упал, загремел. Доблестный рыцарь проснулся. И спрашивает: «Кто
это?» А любовник был не дурак и отвечает: «Я моль из шкафа».
Доблестный рыцарь, конечно, удивился и спросил: «А мантию куда
понес?» -- Тут я выдержал театральную паузу и с выражением выдал:
-- «Дома доем»!
Оценили! Хохот стоял такой, что даже вороны, облепившие острые
крыши крепостных башен, с возмущенным карканьем взлетели в темное
небо. А говорят, у военных атрофировано чувство юмора. В этот
момент гулко пробило с городской башни. Капитан с трудом унял смех,
быстро допил вино и повернулся ко мне: