Устала немного. Устроившись на кроватке, думаю, вот же
приставучая манда, эта госпожа Марира. Хотя, в этом мире, полном
предрассудков, такая как я, выше ее понимания. Выйти замуж,
нарожать прыщавых отпрысков, убить свою молодость, стоя за плитой и
стесывая ладони о грязные трусиля муженька с двумя извилинами в
мозгу, у которого вся романтика сводится к скоротечному пьяному
половому акту темной ночью – сунул на пару секунд удава в щель и
вынул, спустив яд.
Нет, такое счастье не по мне. Как проснусь, надаю оплеух
паршивцам, чтобы неповадно было впредь бухать сверх меры, берем
обещанных лошадок, выбираем оружьице, и прочь отсюда!
С этими мыслями я и засыпаю. Местные еще долго шумели. Кто с
кем-то сцепился. Крики, ругань, возня. Куры кудахчут, кто-то что-то
ломает. Посмеявшись, поворачиваюсь на другой бок, забываюсь
счастливым крепким сном.
Кажется, только заснула, а уже светает. Так неохота вставать!
Поворачиваюсь на другой бочок, намереваясь еще подремать часок, как
слышу назойливый стук в дверь.
Марира, точно она. Стоит, душнила, кряхтит. Так и знала – в
покое не оставит. Воложа даже жалко.
– Да? – сонно отзываюсь я.
Входит. Вид – крайне недовольный.
– Одевайся, – холодно говорит она, глядя в окно.
– Который час? Рано еще!
– Одевайся, милочка, разговор есть, – повторяет она,
разворачивается и уходит. – Мы ждем тебя внизу. Во дворе.
– Что-то случилось? – спрашиваю я, но супруга шультейка уходит с
оскорбленным видом. – Значит, правда что-то случилось, – говорю
сама себе, натягивая штаны. – Ладно, посмотрим.
Внизу, в вестибюле сидит и ревет, размазывая сопли по лицу,
растрепанная Катрин с одной лишь изрядно помятой сорочке. Мамаша,
сложив руки на груди, недовольно смотрит на дочь.
А во дворе, в окружении доброго десятка вооруженных людей, перед
Воложем с Гурком стоят на коленях побитые мои, как говорил
шультейк, верные рыцари.
У Чоша разбиты губы, на груди, плечах – гематомы, глаз заплыл, у
Пегого на теле следы от плетки. Оба уткнули взгляды в землю, на
меня не смотрят.
Так вот откуда шум. Это было не веселье, а нечто иное.
– Что случилось? – спрашиваю, чувствуя, как у меня стремительно
портится настроение.
– Что случилось? – чуть не взвизгивает Волож. – Ты знаешь, что
устроили твои дружки, Лео?
– Что? – мрачно интересуюсь я.
– Этот, – шультейк указывает на здоровяка, – устроил настоящее
побоище! Ему и так не сиделось, то с одним поборолся, то с другим,
а когда, наконец, его кое-как утихомирили, когда уж мы подумали,
что всё, заснул молодчик, так он вскочил, схватил дрын и давай все
крушить! Весь сарай разнес! Но ему того показалось мало, он начал
курятник ломать – куры разбежались, но большинство он, словно бес
какой, убил. Так и приговаривал – умрите, дескать, кровопивцы!
Хвать по курёнку – птица вшмятку, а он давай рычать и
плеваться!