— Может, хватит перечислять? — возопила я, неосторожно спросив
супруга: «Чем ты занят в новой должности?»
— Мушка, ты уже устала слушать, а я назвал почти половину, —
вздохнул Михаил Федорович.
Один плюс в новом статусе супруга все же был: доступ к
экономической статистике. Не то чтобы он собирался им
злоупотреблять, но теперь я знала, какая казенная мануфактура
работает в убыток, а какая нет. Инсайд — наше всё.
Пока что супруг смог осуществить лишь одну частную реформу. На
свой страх и риск разослал циркуляр во все губернии, в котором
напомнил, что смертной казни в Российской империи нет, поэтому
гибель при наказании кнутом недопустима. Палач, у которого за год
никто не умрет, получит премию в 100 рублей. Лучше было бы отменить
кнут совсем, но нынешний царь меньше всего годился на роль
реформатора даже в такой простенькой гуманной новации.
Итак, в Царское Село я отправилась одна. Меня ждал не сам царь,
а старый знакомый — Карамзин, первый официальный историограф, или
«истории граф», как иногда объявляли его лакеи во время визитов в
частные дома.
Какое-то время я сама была настроена скептически: близость к
царю, гранты, гонорары от издательских трудов. Доил родную историю,
как корову, неплохо устроился!
Этот скепсис был наследством прежнего мира. Здесь, разобравшись
в современных реалиях, я поняла: Карамзин — герой, не меньше
Колумба. У обоих езда в незнаемое, но генуэзец хотя бы сулил королю
с королевой золото и пряности. А тут: «Намерен забросить
беллетристику и писать историю». Да еще ему пришлось идти к царю
через Аракчеева, объяснять необходимость проекта. И преуспеть. Мне,
чтобы выходить на переговоры с волжскими олигархами, пришлось
спасать тонущих детей.
Благодаря этим раздумьям я поняла подход к Карамзину. Прислала
письмо — необходимо встретиться. Была приглашена и пожаловала.
Разговор оказался сугубо деловым. Восторги «как славно, что вы
спасли людей в ноябре» не заняли и двух минут. Да и то Николай
Михайлович поглядывал на меня с нетерпением: к какому разговору эта
прелюдия? Понимал — просто так «золотая барыня», как меня недавно
обозвали в какой-то газетенке, пустив тем самым прозвище гулять по
салонам и дорогам, не приехала бы.
— Вы согласны, что государь утратил вкус и волю к жизни? — прямо
спросила я.
— Не спорю, — вздохнул Карамзин.