— Вторичное не вторичное, но не сходятся эти твои строки: «И
лучи восходящего солнца оживят эту землю, и мир возродится из
пепла». Это звучит претенциозно, — возразил его собеседник.
— Вместе с ритмом самой музыки слова будут звучать как надо, —
убеждённо ответил Владислав. — Вот, послушай.
Он проиграл мелодию для разогрева, потом сосредоточился, взял
гитару поудобнее и начал играть вступительную, мерно льющуюся
мелодию, которая становилась всё грозней, как и его голос,
напевающий вслух слова:
Слышишь?
Завывает ветер – предвестник
печали.
Унося в бездну радость и память.
О том мире, который мы потеряли.
И осколки бьются об острые скалы.
Разлетаясь о скалы.
Знаешь…
Грозный рокот льётся над небесами.
Унося всё прежнее и оставляя,
Нашей доле, тяжёлую, горькую
правду.
О мире, который родился из мрака.
Родился из мрака.
Но воспрянем!
Сплотившись пред бездной, сжимая огонь
свой.
И знамя!
Что вьётся над нами в порыве
холодного,
Ветра!
Развеет морок и лучи восходящего,
Солнца!
Оживят эту землю и мир возродится из
пепла.
Возродится…
Когда Владислав закончил и бережно, как своего ребёнка, уложил
гитару на колени, вокруг костра повисло молчание. Было видно:
каждый рядом сидящий погрузился в себя. Я и сам смаковал смысл
слов, что текли в такт звону гитарных струн, словно воссоединяясь в
медленном, но грозном танце, как танцор и его партнёрша; внушая
одновременно и чувство безнадёжности, и ощущение внутренней
несгибаемости, и желание собрать все свои силы в кулак и вернуть
утраченное. Наше время, наши мечты, наши надежды и наше будущее.
Да, сочетание слов, их расстановка были сложными, такие редко
используются в музыке, тем более что каждая строка не наполняется
новой рифмой – здесь слова будто бы рождаются сами по себе и вместе
составляют единое целое. И если прочитать их на листке бумаги, то
сложно будет проникнуться той силой и мощью, которые передадутся
при их прослушивании в такт с музыкой. Нет, это надо обязательно
слушать.
Вокруг сновали люди, и было много голосов: смех, шутки, кто-то с
кем-то спорил, но сейчас всё это до меня долетало откуда-то из
далёкого-далека. Некоторые из тех, кто сидел на скамейках у стен,
тоже слушали музыку Владислава. Я взглянул на них – их лица,
погружённые в сумрак, стали задумчивыми.
Потом один из студентов почесал подбородок и сказал: