Открыв потяжелевшие веки, Мстиша
встретилась глазами со Сновидом, мерно покачивающимся в седле рядом
с санями. Он одарил княжну лучезарной улыбкой. Вот чей дух был явно
на подъёме, и от довольного вида боярина у Мстиславы по рукам
побежали мурашки. Её кольнуло сомнение — пока слабое и едва
различимое, но княжна поспешно отмахнулась от него.
Зимний день бежал скоротечно. Сновид
торопился, намереваясь засветло добраться до деревни, где ему
посоветовал переночевать хозяин постоялого двора. Но уже начало
смеркаться, а они всё ещё не встретили на пути жилья. Даже
неунывающий Некрашка и тот стал мрачнеть, поэтому когда путники
наконец выехали из темнеющего леса на широкое заснеженное поле,
боярин не сдержал радостного возгласа. На подсвеченном заходящим
солнцем грязно-синем небе виднелись очертания домов. Но Мстислава
не заметила их. Она не могла смотреть никуда, кроме высокого шеста,
на каких обычно водружают пугало. Только вместо него к палке был
привязан мёртвый волк.
Он уже окоченел, и мощные лапы
застыли в неестественном, страшном положении, точно и в ином мире
зверь продолжал свой бег. Из ощерившейся пасти свисал замёрзший
язык, а ветер перебирал серый взъерошенный мех.
Чтобы сдержать рвущийся наружу крик,
княжна накрыла рот обеими руками. Её спутники тоже разглядели
покачивающийся на верёвке труп и остановились. Некрашка осенил себя
знамением Небесного Отца, а Сновид прищурился и сухо сглотнул. Он
перевёл взгляд на побелевшую Мстишу и кажется, хотел сказать ей
что-то, но передумал, прикусив губу.
— Едем! Надо ещё о ночлеге
договориться, — громко проговорил боярин и тронул кобылу. Та пошла
без всякого желания — запах зверя, пусть и околевшего, успел
достичь её чутких ноздрей.
Некрашка, которого Сновид отрядил на
поиски жилья, безошибочно нашёл дом старосты, и вскоре все трое
разомлело оглядывались в приветливом избяном тепле. Гостей обогрели
и накормили, а староста оказался к тому же весьма словоохотлив. На
вопрос Сновида об убитом волке он благодушно рассмеялся.
— А, приметили? Вот и серая братия
пущай полюбуется. Одолели, окаянные, — добавил он уже менее весело.
— Зима нынче ранняя, вот и стали соваться в деревню. Последний
страх потеряли, бесстыжие. У соседа, вон, седмицу назад собаку
зарезали — совсем распоясались. Вот мы и оприходовали его,
голубчика. Шалишь, брат? Так повиси, повиси. Остальным уроком
будет.