Мстислава сжалась в комок на лавке.
Мысли о второй, волчьей природе Ратмира раньше по-настоящему не
приходили ей в голову. А если и приходили, то она торопилась
прогнать их. Но теперь прятаться было некуда. Ратмир был волком.
Зверем. Он сам говорил, что, оборачиваясь, терял всё людское.
Мстиславе пора посмотреть правде в лицо: она искала не
человека.
Мстиша моргнула, возвращаясь в
действительность, и поймала на себе пристальный взор Сновида.
— Да это ещё что, — продолжал
разговорившийся староста, — вот до зимы какой случай был! — Он
наклонился над столом, подаваясь ближе к гостям, и потёр руки,
оживляясь. — Мы-то в деревне живём, почитай в лесу — немудрено, что
ночные разбойники нас навещают. Так в Волыне-то что приключилось —
тамошние до сих пор чураются!
При упоминании Волыни Мстиша
окаменела.
— Там серый аж в город пробрался! Да
что в город, к самому посаднику на подворье влез! — торжествующе
воскликнул староста, явно наслаждаясь ужасом, исказившим лицо
гостьи. — И что думаете? Мужика зарезал! Так его отделал, что
хоронить было нечего, одни ошмётки остались.
Староста перевёл дух и важно расчесал
усы.
— Говорят, по посадникову душу
приходил, да повезло тому, в отлучке был. И что не зверь то вовсе
был, а колдун. Брешут, поди, — добавил хозяин, но княжна видела,
как быстро скрестились в знаке от сглаза заскорузлые пальцы.
Сновид наконец заметил, что Мстишу
мелко трясёт, и поспешил свернуть разговор. И правда, было уже
поздно, давно пришла пора ложиться. Некрашке постелили прямо на
полу, а почётным гостям отвели место на тёплых полатях. Мстислава
ничего не сказала, когда боярин устроился подле, но едва он снова
попытался укутать её своим плащом, возразила:
— Под мужниным буду спать.
Проглотив обиду, Сновид выдавил из
себя улыбку.
— Испугалась? — Боярин лежал совсем
близко, но не настолько, чтобы касаться Мстиши. — На тебе лица
нет.
Мстислава взглянула на него. От
княжны не укрылось, что во время рассказа старосты Сновид не
спускал с неё жадного взора.
Мстиша не ответила и отвернулась. Ей
было над чем подумать.
***
С каждым днём дорога делалась всё
хуже. Деревни стали попадаться реже, а вскоре и вовсе началось
безлюдье. Теперь спутники были вынуждены ночевать под открытым
небом, а о том, чтобы помыться или переодеться, следовало
забыть.