Теперь я спала с детьми у печи на полу. Через пару дней к нам
присоединились мальчишки Сирены. Сначала в шутку, а потом, словно
по наущению матери, стали тоже просить грудь.
— Если остается, корми и их. Иначе заболеют. Молока нет. Знаешь
ведь: корову волки задрали. Ладно хоть далеко не унесли, оттого
сейчас и мясо каждый день, - громогласно заявила Сирена. - Или иди
на улицу. Кормить лишний рот мы не станем.
Дети кусали меня, балуясь, пинали и оставляли без одеяла. Потом
Фаба велела Барталу сколотить у печи лежанку. Ее выносили на день,
а ночью я спала на ней с четырьмя детьми, кормила всех по очереди.
Решив обмануть этих глупых баб, я начала сцеживать молоко на улице.
Потом сказала, что оно убывает, потому что я все время голодная. И
теперь для меня постоянно были лепешки.
Так я прожила неделю. Ночью из меня пили соки дети, а днем кровь
их отвратительные матери.
Девочка больше не разговаривала со мной. Спрашивать о моем
малыше было просто не у кого.
Фаба выходила только утром, чтобы поставить в печь два котла еды
на весь день, поесть три раза и в уборную. Больше она не делала
ничего. Детей она просто не замечала, а те боялись ее, как
огня.
Я научилась мыться ночами, когда была уверена, что все точно
заснули. Деревянное корыто вело себя тихо. Я просто открывала печь,
и становилось светлее, теплее. Поливалась из ковша, натиралась
тряпицей с золой. Потом, высохнув, расчесавшись и переодевшись в
чистое, выносила воду.
Метели больше не было. Солнечные дни и морозные ночи открыли для
меня окрестности. Я увидела ниже, под горой еще дома, а потом,
когда в общий сон-час вышла из дома, даже прогулялась до них.
Санный след шел дальше под гору и манил меня. Я встречала других
мужчин. Женщин не видела ни разу.
Дочь Сирены звали Таис. Она узнала, что я днем выхожу гулять, и
в один такой прекрасный день пошла за мной. Сапоги матери были ей
велики, но она научилась у меня наматывать на ноги тряпки. Когда я
возвращалась, увидела, как она бредет навстречу между сугробами. И
поняла, что виновата в этом буду я.
— Какого черта ты здесь делаешь? – закричала я, не боясь, что
мне влетит за это.
— Это ты какого черта выходишь на улицу? – она даже руки упирала
в бока ровно так, как делала ее мать.
— Я дышу воздухом, набираюсь сил. Иначе молоко пропадет, -
ответила я, развернула ее и, подтолкнув перед собой, пошла за ней к
дому.