— У нас нет денег, - коротко, но уже дрожащим голосом объявила
Фаба.
Я вдруг поняла, что это люди того самого лорда, у которого
сейчас мой ребенок. Именно он собирает так называемую «нежить». Я
отцепила от груди пару жадных ртов и быстро оделась. Под видом
похода в уборную я просочилась на улицу за спиной Фабы. Та даже не
взглянула на меня.
— Мы приедем через неделю, - заявил высокий мужчина с бородой
лет сорока или чуть больше. Одет он был куда приличнее наших
обормотов, да и мужчин из деревни, которых я встречала. Плащ с
богатым меховым воротником, меховая шапка, вышивка на камзоле, если
это, конечно, называлось камзолом. Я ни черта не смыслила в местной
одежде, но теперь еще больше уверилась, что вернуться к своей
болезни и неподъемному кредиту у меня не получится.
Фаба вошла в дом и принялась с порога обсуждать ситуацию с
налогами, а я воспользовалась тем, что «налоговые органы» в лице
развалившегося в санях глашатая и возницы обдумывали, куда ехать
дальше, подошла к саням и прошептала:
— Мне можно попасть на работу к лорду? У него мой сын. Я могу
работать, я могу кормить грудью троих детей. Я могу мыть, стирать,
варить еду, носить воду. Только помогите мне попасть туда.
Мужчины уставились на меня, как на чудо чудное. Они молчали,
глядя то на меня, то друг на друга.
— Отойди, - только и крикнул мне возница, и они тронулись. А я
молила Бога, чтобы колея от их саней оставалась как можно дольше.
Обитые железом полозья оставляли не такой след, который я привыкла
видеть в деревне. Он был глубже, ровнее. По нему я точно могла
дойти до места. Только вот не знала, сколько времени это займет, а
волки в лесу вряд ли поймут мои объяснения.
Благо, никто ничего не услышал, и жизнь вернулась к привычной.
Иногда за столом все вспоминали про налог, а Бартал даже заикнулся
про упомянутые «налоговиком» большие деньги. Но Фаба молчала. У нее
точно где-то была заначка. И возможно, если мы ходили вместе, я
должна была знать, сколько она получила всего.
Таис словно что-то почувствовала и теперь следовала за мной
везде, как тень. Было странно, что она не выдала меня: не
заикнулась о мыле, о наших прогулках и о том, что я была в своем
доме. Я надеялась, что это не тактика, а просыпающаяся в девочке
человечность.
Я, наконец, смогла рассмотреть себя, обнаружив перед стиркой в
корзине с грязными пеленками малюсенькое, размером с абрикос,
зеркало. Оно было в деревянной оправе с обломанной ручкой. Видимо,
дети играли им, и оно попало в корзину случайно. Забрать себе такую
редкость здесь было нельзя. Поэтому я вышла с ним на улицу в
надежде познакомиться с девушкой, тело которой теперь принадлежит
мне. На время мне оно было предоставлено или до его смерти, я не
знала. И обдумывать это не собиралась, потому что после таких
мыслей начинало казаться, что я схожу с ума.