— Присаживайтесь, это мой секретарь
звонил, — сказала девушка, и Натан вдруг понял — по взгляду,
движениям длинных кистей рук, что не так она и молода, возможно, ей
за тридцать, а то и больше...
— Меня зовут Сусанна Хильцман, —
представилась хозяйка грустного корги. — Я координатор
восточно-европейской центра Ручья. И у меня есть пропозиция,
которую получают раз в жизни.
«Интересно, что на
обед дадут?» — думал Вован. Вчера обед был хорош, хлеб только
напекли, а густой гороховый суп с жирной синтезированной свининой,
разваренный в кашу и взбитый миксером, был ароматный и вкусный. А
вот завтрак случился дерьмовым — яичная запеканка опять подгорела,
что-то испортилось в настройках гигантской электрической сковороды
на пищеблоке, и запеканка всякий раз подгорала снизу, оставаясь
сырой внутри и сверху, тем временем яичный порошок через нулевую
точку завозили.
—
И так сожрёте, — говорил штатный повар в ответ на возмущение
отбывающих наказание мужчин.
Вован с неизменным отвращением глотал слизкие
куски полусырой и горелой яичной смеси, обильно поливая их кетчупом
хоть для какого-то вкуса. Горчица бы лучше подошла, но её у зеков
отняли, когда случилась массовая драчка и кто-то выдавил тюбик в
морду вохровца.
Экскаваторщик по жизни, сотрудник
дорожно-строительной фирмы, муж и отец, в лагерь Вован попал за
убийство тестя. Сидели на святках, выпивали, тесть всё цеплялся за
политику, хотя говорено и ругано ранее было немало, никто ни в чём
не убедился. Сперва Вован отмораживался, зная, что закончится
ссорой, но потом втянулся и стали сраться, перешли на мат, старый
хрыч схватил за горло бутылку и разбил её о стену, а Вован схватил
со стола жирный от торта длинный нож и пырнул в живот папашу
жёнушки. Попал в аорту. Сам ментов и вызвал, пока жена, тёща и обе
дочери голосили, визжали и выли.
Жена, разумеется, сразу с ним развелась. Ни
слова ему больше не сказала, не давала говорить с детьми, и на
лагерь, в тюремную гостиницу, никто к нему не приезжал, хотя к
другим семейным зекам, бывало, являлись жёны с сумками домашней
снеди и собственным сладким телом. Иногда лихие любовницы и
случайные человеческие самки, охотницы за левым янтарём, являлись
расписаться и узаконить отношения с каким-то счастливчиком, а уж
зеки ныкали во рту или в ботинке небольшой негранёный камешек, чтоб
порадовать зазнобу. У Вована в миру даже любовницы не было, никто
не навещал его через запертую на десяток решёток нулевую
точку.