упал на цельнолитую крышу купола станции и с силой
погрузил длинные ударные лапы в ферропластик. В этот раз они не
оплавили материал, но вонзились с лязгом и грохотом. А затем он
начал разрывать купол станции, как безжалостный
робот.
—
Вперёд, мои воины! — сказала Мать Матерей.
—
Нет! — крикнула Каа, но никто из зверей не послушал, да и не
услышал, ибо каждый запел.
Стражи, уже сидевшие на крыше,
бросились на незваного гостя первыми, к ним отовсюду полезли другие
охотники и матери, Каа видела их огромные, расширенные на весь глаз
зрачки, и слышала многоголосую песню битвы. Шумно цепляясь когтями
и ступнями за водосток, она вскарабкалась на крышу, чтобы не
отстать от семьи, и не поняла, что происходит.
Саранча не тратила время на мустов, не
отбивалась от них и даже не стряхивала с себя, словно их и не было.
Она, не отвлекаясь, деловито кромсала крышу, прорывая себе ход на
станцию, осколки твердейшего пластика летели во все стороны под
могучими ударами, Каа едва отпрыгнула от летящего прямо в неё
рваного куска. Саранчу покрывали мусты, слияние накатывало на врага
и опадало, мусты отступали, чтобы снова броситься в бой и снова
беспомощно откатиться. Боевая песня стихла — зверь был словно
машина.
—
Слишком твёрдая шкура, — крикнул один из стражей, — не прокусить!
Это неживая зверюга!
—
Твёрдая? — воскликнул другой. — Мои зубы провалились, словно
кусаешь воду!
Каа оббежала саранчу сзади, без разгона
прыгнула изо всех сил и упала твари на спину, над крыльями,
содрогаясь от резких её движений. Та просела под её весом, но тут
же выпрямила лапы, не прекращая рыть адскую нору. Каа всегда
нападала сзади, а дальше действовала по обстоятельствам. Если шея
врага позволяла захват, она резким движением к плечу сворачивала
голову. А когда длины руки не хватало — вскрывала жилу на шее и
уходила, давая добыче истечь кровью. У этого шея была тонкой. Она
сделала привычный захват, но человечья голова на теле насекомого
мягко и пластично повернулась на сто восемьдесят градусов, мужское
бородатое лицо едва ли не вплотную приблизилось к её лицу и
равнодушно уставилось — чего тебе? Кого-то это янтарное,
полупрозрачное лицо напоминало, но времени думать не было.
Чувствуя, как шевелится шерсть на уродстве, Каа с гортанным криком
ударила наотмашь. Она целилась в висок и глаз, но рука прошла
сквозь полупрозрачную голову, словно вилка сквозь овсянку. Лицо тут
же отвернулось с безразличием, перетекло в прежнее положение,
зазубренные лапы с дьявольской силой обрушились на уничтоженное
ими, некогда крепчайшее покрытие, а