«Истоки зла. Исходное зло. Зло,
древнее самого человечества. Почему он так сказал? – думал Клеон,
заходя на кухню и включая чайник. – Что угодно можно было сказать
по поводу пропажи девочек. Даже люди с очень богатым воображением,
как я, быстрее выбрали бы теорию заговора, страшные, но
человеческие преступлению – работорговлю, проституцию».
«Почему Отри заговорил о
нечеловеческих мотивах и некоем иконном древнем зле? – Клеон
задумчиво смотрел на мигающий огоньком чайник – Может это просто
совпадение? Может преступная организация?».
Клеон в раздумчивости ходил с чашкой
чая по старому дому, ощущая грусть и радость одновременно. Он
поднялся на второй этаж, детские кровати его и брата по-прежнему
стояли на своих местах. Он улыбнулся, подошел к окну, смотря на
ярко освещенные улицы небольшого городка.
Что-то шевельнулось, что-то связанное
с детскими воспоминаниями у окна спальни, и далеко не приятное, но
Клеон быстро отошел от окна. Он очень устал. Поездка занимала
несколько часов, потом они с Отри еще несколько часов искали места
пропажи девочек на карте. Клеон понял, что сильно измотан.
Он решил лечь на диване в гостиной.
Сил не было ни читать, ни даже смотреть телевизор. Накрывшись
одеялом, он мельком успел заметить, что в комнате стало необычно
темно. И быстро провалился в глубокий сон.
***
«Мерзость… мерзость запустения»…
мелькало в заледеневшем сознании глубоко спящего Клеона. Ничего
придумать разум просто не мог.
Агония кричащего безумия. И больше
ничего. Нельзя было вписать это в человеческое сознание. То, что
мелькало в удивительно реалистических снах Клеона, невозможно было
облечь в слова или привычные человеческому разуму фразы. Ничто не
могло передать и сотой доли ужаса, когда в заледеневшем от ужаса
сознании мелькали картины истинного начала планеты.
Исконное начало.
Само-рожденная материя.
Материя, зародившая сама себя, и сама
себя развивающая.
Необъятные горы копошащейся живой
плоти, постоянно меняющейся и преобразовывавшей самое себя,
мгновенное возникающие сплетения и сращения и тут же исчезающие,
мутирующие в совершенно другие соединения, были неподвластны
человеческому восприятию. Чудовищный клеточный хаос противостоял
всем известным человечеству и всему мирозданию формам.
Безостановочное движение,
неконтролируемое размножение первородной субстанции самой себя,
представляло зрелище, которое даже самые смелые фантасты и писатели
жанра ужасов передавали лишь частично.