– Да, конечно, я все понимаю. –
Анагиана стояла спиной к Клеону, так как вышла первой. Не
поворачивалась она потому, что не могла унять участившееся дыхание.
– Не переживай. Я прекрасно провела время. Встретимся в другой
раз.
В любое другое время Клеон обратил бы
внимание на механически проговариваемые фразы. Словно чужие и
хорошо заученные. Только ему было не до этого. Боль проникала все
глубже. В самой глубине сознания неожиданно мелькнула мысль, что
дикая реакция тела на Анагиану, исчезла.
Клеон, превозмогая стиснувшую виски
железным обручем боль, пытался соблюсти правила приличия. Он вызвал
такси и повернулся к Анагиане.
– Прости. Какая-то неудачная вышла у
нас прогулка, – Клеон попытался улыбнуться, – может следующий раз
будет лучше.
Анагиана молча кивнула.
– Куда тебя подвезти? – спросил
Клеон, когда подъехало такси.
– Ты езжай. Я пройдусь, – коротко
ответила Анагиана, так и не повернувшись к нему лицом.
У Клеона физически не осталось сил,
чтобы реагировать на все странности этого вечера. Боль была адской.
Он молча кивнул, открыл дверцу машины в изнеможении опустился на
первое сидение. Поездка домой была как в тумане.
Очнулся он утром, помня только то,
что на крыше здания во время встречи с самой красивой женщиной,
которую он только видел, ему почему-то стало очень плохо. Как он ни
напрягался, он не мог воспроизвести все события. Помнил он только
то, когда он повел Анагиану на крышу, чтобы показать удивительный
вид на город, у него резко разболелась голова.
Пока Клеон садился в такси, женщина
так и не повернулась, потому что ей было намного хуже, чем Клеону,
и она тщательно пыталась это скрыть.
Плохо не потому, что ненасытная
сущность осталась без подпитки. И даже не потому, что задание,
которое было ей дано самым могущественным существом на земной
планете, не было выполнено.
Анагиана и сама не могла объяснить,
что произошло.
Женщина медленно шла по хрустящей под
ногами корочкой еще не растаявшего мартовского снега. Что-то
мелькнуло. Что-то очень расплывчатое. Что-то теплое и живое
шевельнулось, запрятанное глубоко внутри.
Как что-то могло появиться? Не было у
Первородных своей памяти. Все собранные впечатления, мысли и эмоции
живых людей, которыми сущности питались, собирались в общий фон.
Первородная материя не имела и толики сознания, и следовательно, не
имела чувств или переживаний. Информация живых людей нужна была
материи только для того, чтобы выжить.