Приказ этот капитан Рыбинский довел до своих
подчиненных кратко и веско, поглаживая коричневым пальцем карту.
Приказ ерундовый, тем более, что и ДОТа наверняка там нет, просто
психуют разведчики. Фашисты откатились отсюда с такой скоростью,
что портки теряли, какие уж тут ДОТы… И танков нет, ни «Тигров», ни
«Пантер», ни даже самой завалящей самоходки. Все, что могло
двигаться, давно ушло – прочь от страшного артиллерийского гула и
звенящих танковых клиньев.
Не приказ, словом, а легкая прогулка. Прокатиться
километров десять, посидеть в сладко пахнущем осеннем подлеске,
наскоро перекусить, да вернуться обратно – как раз к ужину и
поспеешь. Вот тебе и прогулка. Залезли в проклятый туман – откуда
его принесло по такой-то погоде? – сбились с пути, потеряли
ориентиры. Не то, что ДОТ давить, самих себя сыскать бы…
- Долго прем, и все вслепую, - буркнул лейтенант
Шевченко, злясь на себя, на туман, на разведчиков, на весь мир, -
Сейчас уже, поди, к Берлину подходим…
- К Берлину не к Берлину, а до Парижу точно
докатимся! – прыснул наводчик, смешливый Андрюха Курченко.
- Париж далеко от Берлина будет, - возразил мехвод
Михальчук, но не очень уверенно.
- Ну верст десять, может… Тоже ведь Германия!
Школы наводчик Курченко не кончал, оттого в
тонкостях гео-политических отношений между Германией и Францией не
разбирался. Зато из штатной восьмидесятипятимиллметровки бил так же
легко и метко, как из старого дедовского ружья, с которым ходил на
соболиный промысел в тайгу. За это лейтенант Шевченко и включил его
в свой экипаж. Париж от Берлина отличать не обязательно, а вот
вылезет на тебя из кустов коварная «Пантера» с ее наглой рачьей
мордой, тут уж у тебя две секунды – успел или нет…
- Странный туман, - сказал мехвод Михальчук,
напирая на свои рычаги и монотонно ругаясь под нос, - Никогда
такого не видал. Ну каша какая-то манная, ей-Богу. И, главное, упал
как внезапно… Может, обождем, товарищ лейтенант? Постоим часик? Там
оно развиднеется…
Мехвод был по-своему прав. Когда не знаешь, куда
тебя занесло, переть вперед – дело дурное. В Берлин, может, и не
занесет, а вот сверзиться с танком куда-то в овраг или налететь на
валун – это запросто. Но стоять на одном месте отчаянно не
хотелось. В мире, сотканном из жирных белесых нитей, и так было
неуютно, остановка же означала бы, что танк со своим экипажем
покорился судьбе. А этого лейтенант Шевченко не любил. И танк
подводить тоже не любил.