– А вот тут поподробнее, – вцепился в тряпку с другого конца, не позволяя ей повесить белье на веревку. – Ты говоришь так, как будто я тебе что-то когда-то обещал.
– Нет, ты всегда был со мной честен. Ну, почти всегда… О главном ты все-таки умолчал.
– И о чем же?
– Я не хочу об этом, – выдернула из его рук полотенце и раздраженно повесила на веревку. – Как я уже сказала – у каждого из нас своя жизнь, пусть так и остается.
Какая же она все-таки… гордячка. Маленькая, настырная, до невозможности упертая. Его бесила ее эта черта, но в то же время не могла не восхищать.
Много ли в наше время девчонок, что забеременев от обеспеченного парня взвалят все на свои плечи? Абсолютно глупый поступок, но ведь в то же время и сильный.
И откуда только что берется?
Ему казалось, что годы проведенные порознь не приходят для людей даром. Он был уверен, что забыл ее, их хоть и яркую, но все-таки мимолетную связь. Забыл, как цинично она указала ему на дверь, сразу после проведенной вместе ночи. Забыл вкус ее губ, заменив его вкусом сотен губ совсем других. Он был уверен… Но сейчас, здесь, рядом с ней, все начало меняться. И это ему не нравилось. Они по-прежнему слишком разные, между ними по-прежнему огромная социальная и нравственная пропасть. Да, у них есть общая дочь, но ведь наличие ребенка не обязывает мужчину испытывать что-то к женщине, что его родила. Но к ней…
Он снова окинул ее взглядом, задержался на хрупких покрытых крошечными веснушками плечах, скулах, ресницах, влажных слипшихся прядях… А потом вспомнил Валентина, это нескладного разжиревшего гризли и испытал что-то на похожее на злость.
– Ты на самом деле собираешься выйти за него? – спросил, даже не успев обдумать свой вопрос.
– А тебе какая разница? Моя личная жизнь тебя не касается, – взяла под мышку пустой таз и пошла к дому.
– Теперь – касается, – пошел следом, – у нас дочь. Его она отцом называть точно не будет.
– Как и тебя.
И снова он не успел подумать: схватил ее за предплечье и затащил в дом, а оказавшись в крошечной прихожей, придавил к стене, выстроив по обе стороны от ее головы неприступные баррикады рук.
На его удивление, она не стала брыкаться, отталкивать его и звать на помощь, она смотрела на него прямо и решительно, и в ее взгляде отчетливо читался запретный призыв.